Прожив более месяца в Шербурге, М'Эльвина стал снова грузиться, чтобы с новым транспортом идти в Англию.
– Вилли, – заметил он однажды вечером, когда они сидели вместе за стаканом вина, – я, вероятно, завтра уйду со своим судном в Англию. Что мне сделать с тобой? Мне бы не хотелось расставаться с тобой, но я полагаю, что для тебя будет лучше, если я оставлю тебя здесь: ты не можешь быть нам полезен, а только стеснишь нас, если нам придется прибегнуть к шлюпкам!
Но Вилли сильно протестовал против этого:
– Боже мой! Почему это у меня никогда не было друга, с которым мне не приходилось бы тотчас же расстаться?! – и слезы навернулись у него на глаза при воспоминании о своих бывший утратах.
– Надеюсь, что мы расстаемся с тобой ненадолго, дорогой мой, – возразил М'Эльвина, тронутый привязанностью юноши. – Я тебе сейчас разъясню, почему решил оставить тебя здесь: если я этот раз благополучно доставлю на место свой груз, то не вернусь сюда обратно, а проеду в Лондон, где у меня есть дела. Кроме того, мне придется в течение пяти-шести месяцев быть все время в разъездах, так как ты знаешь, что в Гавре у меня строится судно, и мне необходимо лично наблюдать за его снаряжением. Вот почему, вместо того, чтобы таскать тебя за собой с места на место, я на это время хочу поместить тебя пансионером в одно из здешних учебных заведений и дать тебе возможность научиться чему-нибудь, а главное – освоиться с французским языком, что, со временем, может тебе быть весьма полезно!
Привыкший беспрекословно покоряться всякому распоряжению или приказанию, Вилли примирился и с этим решением своего покровителя, признавая его разумность.
– Сам я получил свое образование за счет чужих людей и потому считаю своим долгом сделать для тебя то, что другие сделали для меня, – сказал М'Эльвина, – а пока не унывай, пойдем прогуляться на Place d'Armes!
Здесь они встретились с Дебризо и заняли одну из скамеечек. Мужчины закурили сигары, а Вилли стал разглядывать проходящую публику.
Вдруг тщательно выстриженный белый пудель подошел к ним и с особым любопытством стал смотреть в лицо М'Эльвина. Последний, вынув сигару изо рта, поднес ее довольно близко к носу собаки. Та, желая понюхать, приблизилась настолько, что ее холодный нос коснулся горячего пепла сигары, причинившего ей легкий обжог. Пудель вскрикнул и бегом, поджав хвост, вернулся к своему хозяину, где улегся на землю и стал проводить лапами по обожженному месту так забавно, что вся публика, бывшая свидетельницей этой сцены, не могла удержаться от смеха.
– Это тебе за твое любопытство! – заметил М'Эльвина. – Наука вперед не совать носа к огню!
Но владелец собаки, молодой франтоватый французик, по-видимому, не особенно остался доволен этой шуткой. Сердито