Татьяна поздно возвращается домой с очередного свидания. Возбужденно рассказывает мальчишкам о своем парне, о том, как он ее любит, какие цветы он ей подарил и какие слова ей говорил. Не сплю, слушаю ее, мое воображение рисует картины ее свидания. Я счастлива за сестру.
На улице еще по-летнему тепло, но осень уже вступила в свои права, окрасив все в желто-оранжево-красные тона. Вся семья на огороде. Убираем ботву, жжем костер. Приятно пахнет дымом. Мы, дети, на костре жарим картошку на палочках и запускаем в небо оставшиеся плоды картофеля – зеленые ягоды, насаживая их на гусиные перья.
Мама от швейной мастерской повезла свою коллекцию детской одежды на выставку в Краснотурьинск – районный городок. Катя, младшая сестренка, – модель, я – болельщик и зритель. Катюха покоряет публику своей красотой и костюмчиком песочного цвета в черный горошек. Ей, идущей уверенно по подиуму, все бурно аплодируют. Мне радостно за маму и сестренку. Я гордо заявляю сидящей возле меня в зале тетеньке: «Это моя сестра!» Она мне кивает и еще сильнее аплодирует. Зависти у меня нет – только гордость переполняет меня до краев.
Вечер. Лежу на сеновале. Мама доит корову Зорьку, отец прибирает в сарае. С танцплощадки поселка доносится музыка. Отчетливо слышу слова песни «Куба, любовь моя!». Слово «Куба» мне очень нравится, начинаю повторять: «Куба, любовь моя!». Песня манит каким-то новым ощущением, хочется встать и куда-то бежать. Съезжаю на попе с сеновала, но мама забирает меня домой – пора ложиться спать.
Семья в гостях в Краснотурьинске у друзей родителей. Мы с братом и еще с двумя детьми катаемся на санках с крутой горки. Михаил наезжает на мои санки и ломает мне мизинец на левой руке. Я громко реву. Он уговаривает меня не говорить родителям о происшествии. Вечером дома мне становится хуже, с ревом рассказываю маме про палец. Ведут к врачу, накладывают шов и тугую повязку. Михаил обижен – не разговаривает. А палец мой так и остался калекой – не сгибается до сих пор.
1963 год
Я ночую у бабушки. Она ходит по своему небольшому домику и крестит все окна на ночь, шепча себе под нос молитву.
Мне страшно, забиваюсь под толстое одеяло и представляю себя камнем – камень никто не тронет. К камням у меня в детстве было какое-то особое отношение. Могла долго их рассматривать, просто гладить, даже коллекционировала разные камушки. Гуляя и встречая на дороге одиноко валяющийся камень, обязательно его поднимала и находила для него «друга» или «семью».
Вечером сидим с бабушкой за столом. Она прядет пряжу на своей старенькой деревянной прялке, а я ей читаю «Судьбу человека» Шолохова. Плачем вместе. Плачу навзрыд, паузы между чтением большие, часть слов бабушка не разбирает и просит меня повторять заново…
Утро.