Чем сейчас и занимается Гидеон, одержимый демоном Лжи. Во время последней стычки с охотниками воина поймали и жестоко пытали, чтобы выудить информацию, которую, впрочем, он так и не раскрыл. В отместку охотники отсекли ему обе руки.
Гидеон все еще прикован к постели, постепенно становясь для всех большой занозой в заднице.
– Интересная мысль, – сказал Торин.
В этот момент из спальни Аэрона раздался женский крик.
Аэрон замер на месте, а Торин оттолкнулся от стены и выпрямился. Когда крик раздался снова, оба уже бежали к комнате, хотя Торин значительно отставал. Рывком распахнув дверь, Аэрон первым ворвался в спальню.
Оливия по-прежнему лежала на животе, но теперь металась по кровати. Ее веки были смежены, а под глазами, помимо отбрасываемых ресницами теней, появились синяки. Спутанные темные волосы рассыпались по плечам.
Ее платье, очевидно, само себя вычистило, и следы крови почти исчезли. Однако на том месте, где могли бы начать расти крылья, появились два новых ярко-красных пятна.
Оливию терзали демоны.
Она чувствовала, как их клыки впиваются в кожу, жалят, рвут тело на части. Ощущала покрывавшую их чешуйчатые тела липкую слизь и обжигающее смрадное дыхание. Слышала ликующий смех, от которого ее мутило.
– Смотри-ка, что я нашел, – захихикал один.
– Красивый ангелочек свалился прямо к нам в руки, – фыркнул другой.
В воздухе витали хлопья серы и трухи, а ноздри, когда Оливия попыталась вдохнуть, заполнило зловоние. Ее только что низвергли с небес. Облака расступились у нее под ногами, и она полетела вниз… вниз, в неизвестность, отчаянно молотя руками и ногами, пытаясь за что-то зацепиться, как-то замедлить падение… Потом наконец увидела землю, но и та разверзлась, и адское пламя поглотило ее целиком.
– Это ангел-воитель. У нее золотые крылья.
– Уже нет.
Ее потянули за крылья с удвоенной жестокостью. Оливия пиналась, билась и даже кусалась, пытаясь вырваться, чтобы убежать и спрятаться, но ее усилия пропали даром – демонов было слишком много, да и неровная каменистая местность была ей незнакома, так что вряд ли она сумела бы скрыться. Сухожилия крыльев начали рваться, и обжигающая боль охватила все ее существо, поглощая сознание, пока в голове не осталась одна-единственная мысль: лучше умереть, только бы эти пытки прекратились.
«Пожалуйста. Дайте мне умереть».
Перед глазами закружились звезды, и это было единственное, что она еще могла видеть. Все остальное погрузилось во тьму. Тьма – это хорошо, это желанно! Но вокруг по-прежнему звучал смех, и ее продолжали тянуть за крылья. У Оливии закружилась голова, желудок скрутила тошнота.
Почему она не умерла? Затем одно из крыльев отделилось от тела, и Оливия закричала от сильнейшей боли, переросшей в настоящую агонию. Даже смерть не прекратит этих страданий, и они будут преследовать Оливию и в загробной жизни.
За первым быстро последовало второе крыло, и она