Айлин подалась вперед.
– Я еще никому не говорила об этом, но хочу, чтобы ты знала, и, быть может, тогда ты сможешь понять мою боль и отвращение к тому, что ты сделала.
Глубоко вздохнув, Айлин снова зашептала, и на этот раз это был очень мягкий шепот.
– Я знала, Тони очень расстроен из-за того, что Бог так и не дал нам детей. Меня мучило чувство, что я его подвожу. Похоже, со временем он смирился с тем, что не станет отцом, – но отцовство всегда оставалось его тайной мечтой.
Голос Айлин задрожал, и она выдавила из себя улыбку:
– Правда в том, что я к этому привыкла. Мне нравится моя жизнь такой, как она есть сейчас: только я и Тони. Вот почему я не хочу, чтобы он узнал о твоей беременности и о твоем решении. Всегда помни, Мэри, что это был твой проступок, а не мой! Я даже думать боюсь, какую боль это может ему причинить! Ты понимаешь, о чем я?
– Понимаю.
Мэри знала, что украла у Тони альтернативное будущее.
– И я обещаю, что Тони никогда не узнает об этом от меня. Никогда!
Мэри приехала сюда, чтобы снять с души тяжесть глубокой тайны и поступить правильно, но всего через каких-то два дня осознала, что ее жизнь – и жизнь ее семьи – была гораздо более запутанной, чем она наивно полагала.
– От меня он об этом не узнает, – повторила Мэри.
Как быстро она передумала!
– Даю тебе честное слово, что ничего ему не скажу. Прости. Я очень сожалею, что открылась тебе, – добавила Мэри.
Она чувствовала себя одновременно проклятой и благословленной. И сейчас мысленно благодарила небеса за то, что в конце концов все образуется – без боли и страданий для людей, которых она любит и уважает.
К обочине подъехал автомобиль, и спустя мгновение водитель уже объявлял в холле гостиницы:
– Такси до станции для Мэри Фостер.
Мэри помахала рукой:
– Это я! Спасибо. Буду через минуту.
Она шепотом задала бывшей подруге мучивший ее вопрос.
– Айлин, пожалуйста, скажи, есть ли хотя бы малейший шанс, что ты когда-нибудь меня простишь? Как бы то ни было, мне действительно жаль, что все так произошло, – убежденно произнесла она. – И если бы был хоть какой-то способ вернуть все назад, я бы сделала это не сомневаясь.
Айлин в ответ лишь промолчала, и Мэри не могла ее в этом винить.
Впрочем, даже сейчас в глубине души она была убеждена, что, хотя все они, включая ее, испытали боль, она, Мэри, сделала в этой ситуации все, что могла.
– Не нужно ненавидеть меня, Айлин… пожалуйста, – попросила она, улыбаясь дрожащими губами.
– Я ничего не могу поделать со своими чувствами, Мэри. Но перед тем как мы расстанемся, хочу еще раз повторить то, о чем написала тебе в записке. Я так и не смогла рассказать Тони о твоем аборте. Какой в этом смысл, если дело сделано? Если бы я открыла ему правду, что бы это могло изменить? Ровным счетом ничего! Поэтому я решила никогда ему об этом не говорить. Я не хотела, чтобы он знал правду тогда, и не хочу, чтобы он узнал ее сейчас. Он вообще никогда не должен об этом узнать!