Привстав снова из-за стола, беря бутылку в одну руку, клинок – в другую, я поднял бутылку вверх, горлышком немного вниз, и по—гусарски отсёк его, подставляя рот.
Вино хлынуло красным шипящим потоком, словно кровь из раны!
Оно вливалось бурным ручьём в раскрытое горло, заодно обливая меня и все вокруг светло—розовым цветом.
Кабальеро вновь захлопали, поражаясь пьяной удали.
Игристое вино сильнее, чем обычное вино, ударило по мозгам, стирая окончательно все барьеры.
Отведав вина из горлышка, пустился в пляс, изображая, типа «яблочка» под аплодисменты уважаемых донов.
В награду сеньоры вновь наполнили кубки, провозгласив тост за что-то там великое. Пришлось выпить, дабы не вызывать подозрения, не быть вызванным на очередную дуэль.
Дальше пьянка продолжалась по накатанной колее до самого вечера.
Под конец веселья чуть ли не лез к сеньорам обниматься, серьезно воспринимая их своими дружбанами, пьяно бормоча и запинаясь в словах:
– Ты меня уважаешь, кабал, кабак, кабальеро? А ты знаешь, кто я такой?
Я – сталкер Джоник, меня все уважают…
Да нет, меня толком никто и не слушал, все наперебой рассказывали друг другу свои истории, даже слуга Фернандо по—свойски влезал в разговоры сеньоров.
Лишь дон сидел за столом какой-то смурной, и не встревал в пьяный базар дружной компании; да молодой и скромный мессир—каноник, поодаль от него, изредка пригубливая кубок.
Смутно помню ещё, как лез к дону с извинениями и заверениями в вечной дружбе.
…Я очнулся на следующее утро.
Дернувшись телом, обнаружил, что весь опутан веревками, наподобие колбасной ветчины. Вот дьявол – что за пустоголовые шутки.
Что за розыгрыш дурацкий!
Голова, как обычно, болела после хорошей гулянки, но это пустяки по сравнению с путами, доставляющими отчаянную боль в затекших руках и ногах. Извернувшись, как змея, перевернулся на спину, подползая и опираясь спиной о стену.
Снова лежу на соломенном полу в каком-то сарае, судя по запахам.
За что мне такое везение, на вонючие сараи?!
Открыв дверцу сарая, внутрь резко ворвался дон с утренним приветствием:
– Здорово, грязная собака! Очухался, значит. Я вижу насквозь: что ты не идальго, не военный, не добрый католик. Ты еретик, или – французский шпион. Поедешь с нами в Толедо, там с тобой разберется городской орден святой Инквизиции. Там быстро развяжут язычок на «кресле» или в «костюме». Запоешь, не переставая, как утренний петушок.
Вот это оскорбление! За такое у нас тоже вызывают на дуэль—разборку.
– La basura, hijo de puta! – сплюнул плевком слюну князю в рожу!
Дон зло ухмыльнулся, достал платок, вытер плевок с лица, сам сплюнул в него. Подскочил и всунул мне платок в рот, наподобие кляпа, выскакивая вон из сарая.
«Вот