Стараясь не шуметь, я тихонько прокралась к окну и чуть-чуть отодвинула занавеску. Темень стояла непроглядная. Так непривычно было без электрического освещения, всё казалось чернильным и мёртвым. Опять послышалось шуршание, совсем близко, но никого не было видно.
Мне вдруг стало очень холодно. На цыпочках я добежала до родительской комнаты, приоткрыла дверь и прошипела в неё: «Мааам!»
– Чего тебе, Вичка? – тут же сонно откликнулась мама. Папа продолжал похрапывать.
– Там шуршит кто-то на улице.
– Да собака какая-нибудь, наверное, ходит. Или кошка. Это же деревня. Спи давай.
– Ладно.
Я вернулась к себе, продолжая стараться не шуметь. Но вовсе не потому, что не хотела будить родителей. Закутавшись в одеяло, я ещё несколько минут напряжённо вслушивалась. За окном было тихо, но мне всё равно казалось, что там тоже прислушиваются. Разумное мамино объяснение отчего-то нисколько меня не успокоило. Может быть, потому что днём я не встречала ни одной кошки.
Но я всё равно заснула.
Утром после завтрака папа отправился обратно домой. Мы проводили его на машине до конца деревни, а потом он нас высадил, расцеловал и уехал. Мы с мамой махали ему, пока машина не скрылась за лесным поворотом и не стало слышно мотора. На нас сразу навалилась тишина. Ну как тишина – когда слышно только редкое пение птиц да шелест листьев.
Мы взялись за руки и пошли обратно к теперь уже нашему дому.
Всё-таки Анцыбаловка очень странная деревня.
Я первый раз рассмотрела её всю, от начала до конца, потому что дома стояли по обе стороны единственной улицы, какой участок чуть дальше, какой чуть ближе к дороге, и было их не больше десятка.
Те дома, которых покинули хозяева, казались какими-то приземистыми, будто сутулыми, и толстые брёвна, из которых они были сложены, выглядели слишком тёмными, будто горелыми, не смотря на густую зелень, со всех сторон обступившую их. Хотя все окна были целы, яркая краска, жёлтая и голубая, которой были выкрашены наличники и карнизы, ещё не сильно выцвела. На крыше большинства домов торчала печная труба. Мне показалось, что этим домам больше ста лет, если не двести.
Яблони и черёмуха в садах словно