– Ифа, нельзя говорить такие слова…
– …ты таких в жизни не видела. Такие огромные, что не влезают на учительский стул. Ей приходится садиться как-то…
– Ифа…
– …боком, чтобы втиснуться.
Майкл Фрэнсис, сидевший за тем же столом напротив над домашним заданием по геометрии, зафыркал.
– А знаешь, она права, – сказал он. – Так и есть.
Гретта вскочила, сбросив букварь на пол.
– Не понимаю, с чего я вообще упираюсь, – закричала она. – Я тружусь, чтобы ты лучше справлялась, а тебе наплевать. Ты не стараешься. Надо стараться, Ифа. Все это могут – все, кто угодно! Нужно просто приложить усилия. Я бы убила за образование, которое тебе дают, а ты все просто выбрасываешь на ветер.
Миссис Сондерс сказала, что навыки чтения у Ифы очень слабые, что она даже цифры толком писать не умеет, тем более складывать их, и что, короче говоря, она рекомендует оставить Ифу на второй год. Миссис Сондерс в разговоре называла Ифу Евой и, когда Гретта ее поправила, ответила, не думает ли Гретта, что «для всех» будет лучше использовать то, что она назвала «правильным написанием» имени? Просто дать Еве возможность научиться его писать? Моника, стоявшая рядом с Греттой в классе, почувствовала, как Гретта втянула воздух, выпрямилась во весь рост и уперлась костяшками в учительский стол – и Моника закрыла глаза.
Как бы то ни было, Ифа-Ева осталась на второй год, потом еще раз. В семь она все еще ходила в первый класс младшей школы, сидела, упираясь коленками в крышку крошечного столика в заднем ряду, писала буквы не в ту сторону и вверх ногами, а слова по диагонали или задом наперед, нечитаемые цифры у нее текли справа налево, словно отраженные в зеркале.
В это время Моника начала встречаться с Джо или проводила вечера за учебниками по сестринскому делу, так что она слегка отвлеклась от «проблемы Ифы», как это называли в семье. Именно из-за наличия в ее жизни Джо она получила – впервые – особое освобождение от присмотра за Ифой, от ответственности за нее.
Но потом однажды вечером, когда Ифа, так и учившаяся в первом классе, боролась с историей из букваря про кота и мышку, а Майкл Фрэнсис писал для нее буквы, Джо наклонился вперед со своего стула:
– Почему ты так делаешь? – спросил он.
Ответа не было.
– Ифа? Зачем ты так делаешь?
Она неохотно подняла глаза, вся перекосившись, прикрыв один глаз ладонью, и было видно, как кот и его деяния с ковриком и мышкой утекают с ее лица.
– Как – так?
– Закрываешь глаз рукой, – пояснил Джо, стряхивая пепел в камин.
– Так буквы не прыгают по странице, – ответила Ифа, возвращая руку на место и снова переводя взгляд на книжку.
Джо этот ответ очень позабавил, и он в тот вечер поделился этим с парой человек в пабе. Монику бросало в жар, когда он рассказывал. Она не хотела, чтобы над Ифой смеялись, не хотела, чтобы люди знали, что сестра у нее странненькая.
Но