Еще шаг. Обнимает, без вчерашнего напора, осторожно, готовый в любой момент отступить:
– Ты ведь знаешь, Нира. Ты ведь чувствуешь то же, что я. Но побеждает страх. А ответ. Для него не слова нужны, но ты ведь не принимаешь его…
– Я…
Почему мне так сложно в его присутствии, хотя я отчаянно нуждаюсь в нем! Мико прав, ведь не слов я жду, задавая вопрос. В комнате темнеет, и Мико вздрагивает, словно ощущая то, что недоступно мне. Потом на упоительно долгое мгновение припадает горячим поцелуем к моему плечу и стремительно уходит. А я опять остаюсь одна, только в этот раз надолго. День, еще день.
Я опять кружу по острову, но сейчас и красота окружающего мира, видеть и ценить которую приучил меня отец, не спасает. Да, именно потому, что не проходит и дня, чтобы я не вспомнила о жестокой участи, постигшей моих родных. Когда Мико рядом, я бросаюсь в спасительный трепет наших бесед, но одиночество вновь притягивает ужас пережитых дней, который никак не стирается из памяти.
А еще я мучаюсь вопросом, были ли слова жрицы лишь спасительной для нее ложью, или я и впрямь не выдержала испытания Сомнии, отправив караван на верную смерть? Как бы все повернулось, если бы я ослушалась жрицу и поведала о знамении всем: старейшинам, караванщикам, жителям селения? Что стало бы тогда со всеми нами?
То на залитой солнцем вершине холма, то под прохладным сводом живописного грота, то в густой, выше колен, траве я заливаюсь слезами, вновь и вновь проживая события последних дней. Не в силах справиться с болью, я пытаюсь найти сон-траву, но, похоже, здесь она не растет. А мне так нужно спасительное забытье! И тогда я возвращаюсь в дом. Почему-то именно здесь мне легче всего проживать свое горе. Может, потому что сюда приходит ночевать Мико? Пусть даже он вновь закрыл дверь, избегая встречи, но я слышу его шаги за стеной, и засыпаю, зная, что он близко.
А сон – это спасение, в нем теперь нет знамений, есть только многоцветные радужные спирали, которые несут мою душу к светлеющему горизонту. Нет, не верю я, что Сомния была столь жестока, что послала мне испытание! В конце концов, не для того ли поставлена была над нами старшая жрица, чтобы наставлять нас на истинный путь? И уж не ценой стольких жизней должны мы извлекать уроки, это противоречит самой сути служения той, которая дарует жизнь!
От яростно пляшущего костра на берегу остаются лишь тлеющие угли. Под напорами ветра острые вершины холмов становятся гладкими и округлыми. Свирепые волны после шторма покорно возвращаются в свои берега. На месте срубленного дерева вновь зеленеют побеги. Так и мое сердце, подчиненное ритму стихий, постепенно успокаивается. Однажды утром я просыпаюсь и понимаю, что все изменилось. Боль не ушла совсем, но она стала привычной, позволяющей дышать и двигаться. Я чувствую, что она еще подстережет и не раз настигнет меня, как настигает добычу хищник, но все-таки чувствую, что возвращаюсь к жизни. И именно в это утро, когда я выхожу из комнаты, я снова вижу Мико.
На столе