Будь наш Виланд, Ариост, Баян!
Мы имели славных витязей,
Святослава со Добрынею
А Владимир – русско солнышко,
Наш Готфрид или великий Карл
И самое важное напутствие, которое очень многое объясняет из того, что вышло и не вышло:
Выбирай, соображай, твори,
Много славы, много трудностей.
Слава ценится опасностью
Одоленными препятствиями.
Это обращение к Жуковскому, а он ведь при дворе оставался, царских детей учил, и уж после этого послания он не решился никакой эпос писать. Но все слышал и читал, вероятно, не раз Пушкин. И он при его дерзости и молодости и решил все это написать, и стать не много не мало, а русским Баяном, Гомером, и для него это было очень органично. Он не только знал это послание, но и цитировал в письме к Дельвигу- и для него письмо стало программой действия на несколько ближайших лет.
Еще не отказываясь от поэмы, пишет Жуковский послание, оно было опубликовано, и его тоже знал Пушкин:
Я вижу древни чудеса:
Вот наше солнышко-краса
Владимир князь с богатырями:
Вот Днепр кипит между скалами:
Вот златоверхий Киев-град,
И басурманов тьмы, как пруги,
Вокруг зубчатых стен кипят,
Сверкают шлемы и кольчуги.
Его героя зовут Добрыня, и это характерно, потому что по Карамзину именно он «огнем и мечом» крестил Новгород, когда Владимир в Киеве орудовал, и показывает плачущую деву-красу, повторяющую вариант плача Ярославны:
Краса-девица воет-плачет,
А друг по долам, холмам скачет,
Летя за тридевять земель:
Ему сыра земля постель:
Возглавье щит, ночлег дубрава,
Там бьется с Бабою Ягой
Там из ручья с живой водой
Под стражей змея шестиглава,
Кувшинам черпает злотым.
Он описывает приключения своего героя – это настоящий русский эпос, это то, что Пушкин позднее выносит во вступление, только у Жуковского это не прошлое время, а настоящее:
И вот внезапно занесен
В жилище чародеев он:
Пред ним чернеет лес ужасный,
Сияет блеск вдали прекрасный.
Чем ближе он, тем дале свет
То тяжкий филина полет,
То вранов раздается рокот.
То слышится русалки хохот,
То вдруг из-за седого пня
Выходит леший козлоногий.
И вдруг стоят пред ним чертоги,
Как будто слиты из огня-
Дворец волшебной царь-девицы:
Красою белые колпицы,
Двенадцать дев к нему идут
И песнь приветную поют.
Но дописал он только до этого места, а потом написал поэму «Двенадцать спящих дев», и на этом остановился. Вероятно, испугался, всего, что получиться в итоге могло. Его авторитет был незыблем, а тут