Вельяминов хмыкнул:
– Да как бы это сделать-то? Привезти Федосью в усадьбу нельзя, теперь ее до самого венчания не увидать. Но как обустраивать, ее не спросивши. У новгородских на все свое мнение имеется. Вдруг ей не понравится, как я там все обделаю? Надо у нее выведать, что ей хочется, да и приступить… – он бросил взгляд на серебряную чернильницу с пером, кою приготовили для подписей под рядной бумагой:
– Понятно, как, – развеселился Вельяминов, – новгородка моя читать умеет, и писать тако же.
Боярыне Феодосии, свету очей моих.
Посылаю тебе, возлюбленная моя, благословение и пожелание доброго здравия. Я сам здоров, однако скучаю о тебе и жду не дождусь дня венчания.
Решил я испросить твоего совета. Пора начинать работы в женских горницах, ибо хотелось бы мне, да, думаю, и тебе, чтобы к свадьбе они были готовы. С письмом посылаю тебе план горниц, исчерченный моей рукой. Отпиши, боярыня, чем обивать стены, какие ковры тебе надобны, да куда что ставить.
Остаюсь преданный твой слуга и желаю нам скорее свидеться под брачными венцами.
Развернув искусный чертеж, Феодосия вздохнула:
– Не могу я, не могу! Как не сказать ему? Он поймет, не осудит, не выдаст меня и батюшку. Не могу я жить, скрываясь, таясь и прячась от мужа своего… – она вертела грамотцу, не зная, как ей быть.
Никита Судаков рано привел дочь к истинной вере. Когда Феодосия заневестилась, на двор к ним зачастили свахи. Отец сказал ей:
– Выбирать, дочка, нужно из своих. Тяжко всю жизнь таиться от родного человека, если он не посвящен в тайну.
– Ты, батюшка, потому и не женился после смерти матушки… – Феодосия прижалась головой к его плечу.
– Потому… – кивнул Никита: «Среди своих дочерей али вдов, годных мне по возрасту, не нашлось, а чужую брать было невмоготу. Довольно того, что всю жизнь хоронимся».
Феодосия отерла глаза. Ей вспомнилось заученное в отрочестве наизусть описание казни дьяка Курицына со товарищи:
– В деревянных клетках сожжены они были, на торжище, на потеху народу, и горели мученики за веру, а вокруг стоявшие плевали в них и бранили словесами черными… И Федора ведь не пощадят, – поняла она:
– Даже если он донесет на меня и батюшку, он сам пойдет на дыбу. Ах, боярин, боярин, сказать бы тебе все, да нет слов таких, не придумали еще… – Федосья взялась за перо.
Кланяется боярыня Феодосия нареченному своему, и посылает свое благословение. На чертеже твоем, вельми искусном, сделала я пометки, где какую расставить утварь.
Везут мне из отцовского дома и тверского имения несколько книг печатных и рукописных… – задумчиво покусав перо, Феодосия переписала строку:
– Несколько десятков книг. Разложи их по сундукам, а те пусть стоят вдоль стен. Еще нужны сундуки для трав, что я собираю.
Стены можно обить бархатом из возов