Православие признает равенство двух форм христианского аскетизма: мирской (общественно-деятельной) и монашеской (уединенной, безбрачной), хотя и тяготеет к монашеству [Зарин].
Монашеский аскетизм, основой которого является девство и целомудрие, своим возникновением был связан с противостоянием древними эротическими культам и популярной неоплатонической философии, презиравшей тело.
Неоплатонизм восходил к сочинения древнегреческого философа Платона, жившего за несколько веков до рождения Иисуса Христа. Но в первые века христианства это учение было очень популярно в интерпретации Плотина и Порфирия. Они учили о бытии непознаваемого и бездеятельного Единого начала (Блага) из которого путем истечения образуется все существующее в мире множество вещей. Мир они представляли иерархично: им казалось, что по мере удаления от первоначала в цепочке бытия также удаляется свет и блаженство. Поэтому тело рассматривалось ими как презренная, материальная помеха для блаженства души. Сам Плотин, один из лидеров этой философии стыдился не только своего телесного облика, но избегал рассказывать и о том, что напоминало ему об этом: о происхождении, родителях и родине. Неоплатоники считали, что смысл жизни в том, чтобы пережить выход души из тела («темницы души») и экстаз от растворения души в Едином. Для этого они и упражнялись в аскезе. Плотин за всю жизнь пережил это состояние 4 раза, а его ученик Порфирий – только 1 раз, в 68 лет [Порфирий].
Христианские подвижники, напротив, указывали на Иисуса Христа как свидетельство того, что тело не является препятствием к спасению, что человек спасается и преображается весь, целиком, а не частично: «Не знаете ли, что телá ваши суть храм живущего в вас Святого Духа, Которого имеете вы от Бога, и вы не свои?» (1Кор. 6:19). И не достижение экстаза является показателем успеха в приобретении добродетели, а наличие целомудрия [Святый Мефодий…].
Отключение ума, генерация ярких, фантастических образов и достижение хорошего телесного самочувствия наподобие йоге, в цели православного аскетизма также не входят. Развитие особых, поражающих воображение окружающих, способностей (разбивание кирпичей руками, хождение по битому стеклу и горячим углям, дыхание одной ноздрей, питание «только воздухом»3 и т. п.) или даже, напротив, истязание тела посредством побоев, пыток и увечий тоже не может считаться в православной традиции подвигом.
Ум православного аскета не дремлет, он занят не мечтаниями, а накоплением наблюдений и осмыслением опыта духовной борьбы, которая ведется не «за» и не «против» тела, а против того, что мешает святой,