Пьер-Ив смотрел, как она дышит, опьяненный тайной и нежностью прикосновения. Небо распухло, и над садом поплыли свинцовые тучи. Он взял ягоду и поднес к ее лицу; она открыла глаза и откусила. Почувствовав сладостное томление, он крепко прижал ее к себе.
Ранним утром, когда цветы вошли в уста урагана и начали увядать, дыхание Пьер-Ива остановилось. Недавно вышедшая замуж медсестра, наблюдавшая за ним с самого рассвета, взяла из массивной желтой вазы ягоду и осторожно положила ему в рот. Муж медсестры в угрюмом офисе с видом на Сену думал в эту минуту о ложбинках в траве, которые остаются от ее локтей, когда она лежит и читает книгу.
Внизу – сколько и наверху
Я сижу на берегу, с трудом помещаясь на бодиборде. Сегодня на пляже полно людей, пляжных полотенец и разноцветных зонтиков. Если бы не прохладный ветер с севера, жара была бы нестерпимой. Я в плавках, сижу на доске из пенополистирола, купленной в магазинчике на стоянке. Жир свисает с моего тела безобразными складками. Надо заняться спортом, и дело даже не в угрожающих размерах живота, а в нагрузке на сердце.
Хотя море в Америке совсем другое, я все равно боюсь слепого смеха белой пены. Все моря – одно море. Все океаны держатся за руки.
Я живу и работаю в Бруклине, и у меня даже есть девушка, ее зовут Мина, но часть моей души осталась в России. Если бы я заставил себя зайти в воду, один разочек, хотя бы по грудь, то обрел бы самого себя.
Сегодня я пришел на пляж один. Мина думает, что я на работе. Она знает ту давнюю историю не до конца. Я тоже знаю не все, ведь я жив, я не покоюсь в железном ящике на дне моря. Могу сказать честно: со времени аварии я ни одной ночи не проспал спокойно. Мне постоянно снится, что все они там, внизу, еще живы, и я начинаю придумывать фантастические способы их спасения.
Рядом со мной остановилась молодая пара; юноша с доской для серфинга под мышкой осматривается и кивает.
– Какой-то ветер холодный, – не то утверждает, не то спрашивает он (я не слишком хорошо разбираюсь в оттенках английского языка).
Я растягиваю губы в улыбке и помахиваю рукой, не зная, что сказать, чтобы его не обидеть. С американцами иначе нельзя, они дружелюбные, порой даже слишком.
Я люблю здешнее лето. Правда, я такой белый, что на меня все смотрят. Мина говорит, что мне следует пользоваться кремом, защищающим от солнца, от ожогов и от рака кожи, а я не могу заставить себя бояться того, что не угрожает немедленной смертью. Мина называет меня упрямым поросенком, и порой она права, но я стараюсь исправиться. Иногда мне кажется, что мои сны –