– Ого, откуда такой акцент? Давно не были в Иране? Простите, не хочу показаться грубым, но акцент у вас сильнее, чем у Джорджа Буша. Приехали из Америки, да? – Водитель вытянул шею, рассмеялся и принялся разглядывать его в зеркале заднего вида.
Дариуш вздрогнул.
– Да, из Америки. Мы жили рядом с Вашингтоном. Но никогда не хотели уезжать из Ирана, у нас не было выбора. – Он говорил извиняющимся тоном.
– Двадцать лет, значит, не были дома! У вас-то акцент настоящий, не то что у этих богатеньких деток, которые едут в отпуск на неделю, а вернувшись, притворяются, что забыли фарси. Ах, Великий сатана! Что угодно отдал бы, чтобы съездить в эту обитель дьявола. Моя подруга три дня простояла в очереди в американское консульство в Стамбуле, а те ей считай что в лицо рассмеялись. Для них все мы террористы. – Он увеличил громкость радиоприемника.
Передавали монотонное евротехно – глухое «тынц-тынц-тынц». Когда Дариуш бежал из Ирана, любимицей таксистов была Глория Гейнор, I Will Survive.
Несмотря на закрытые окна, в щели и трещины старого белого «пейкана» проникали холодные струи воздуха. «Пейкан» – иранская версия «хиллман хантера» 1960 года, – погромыхивая, летел вперед на полном ходу.
В Тегеране принято ездить лишь на одной скорости: максимальной. С новым мотором видавшие виды «пейканы» с треском выжимали сто двадцать километров в час – не хуже любимого иранским средним классом «пежо». Товарищи Дариуша по МЕК не раз шутили, что он скорее погибнет в автокатастрофе на улицах Тегерана, чем от рук правящего режима, – и, вероятно, были правы. Разбитые в лепешку машины, окровавленные пассажиры и даже трупы на асфальте были в Тегеране привычным зрелищем. МЕК беспокоились и из-за пробок; для бегства решено было использовать мотоцикл, а не машину, которая непременно застряла бы в пробке. Но в этот час улицы были призрачно пусты. За окном проносились виды Тегерана: высотные и низкие дома, жилые кварталы, офисы, больницы и школы.
Дариушу казалось, что раньше Тегеран не был таким уродливым. Он помнил старые величественные особняки, извилистые переулки, элегантные французские дома, виллы, сады с плодовыми деревьями, чистый город без пробок. А сейчас перед его глазами мелькала неприглядная мешанина серых бетонных блоков, аляповатых плит крапчатого мрамора, высоких псевдогреческих колонн и ярких пластиковых труб. Над его городом надругались. Дариуш стиснул зубы; его пронзила злоба. Злоба всегда приносила облегчение. Иногда он чувствовал, как она покидает тело, – ощущение было физическим. Мышцы расслаблялись, дышалось свободнее. Тогда он боялся, что утратит мотивацию, откажется от борьбы. Но не сейчас.