«Иштар? Я не Иштар. Я – Лера», – хотела сказать Валерия, но не могла даже пошевелить губами.
Его голос в то же время был музыкой для сердца, лекарством для души. И когда он двигал губами, она жила. Она обретала вторую жизнь. Но стоило голосу замолчать, как он забывался, стирался из памяти. Ни бас, ни баритон, ни фальцет. Что это был за звук? Какого диапазона? Отдать вновь обретённую жизнь, только чтобы вспомнить. Но что с памятью? Почему не остаётся и образа? Это же невозможно! Так не должно быть!
– С тобой я жива, мой ангел. – Ответила она однажды, собрав все свои силы и волю. И не узнала своего голоса. Тонкий писк, за который стало стыдно так, что щёки налились красным. Но что толку? Смущение перед ангелом скрыть невозможно. Он всё видит, он вездесущ!
– Ан-гел, – по слогам обронил он в тот день, впервые отведя от неё взгляд. Спаситель словно задумался, перебирая осколки в неизмеримом океане воспоминаний. Спустя некоторое время ответил. – Это слово ново. И давно потеряло свой истинный смысл. – Рабы Велеса с некоторых пор. Не более.
– Архан-гел? – вновь теряя голос, спросила она, только бы продолжить разговор, только бы он не молчал и говорил. Неважно что. Просто говорил. И смотрел. Не отводил глаз. Этих глубоких чёрных провалов. Будь здесь, не уходи! Молю же тебя!
– Рабы более высокого плана, пойманные на обещании. Оставь попытки домыслов. Я сам тебе все расскажу. Я родился не гелом, я родился легом. И давно стал Арлегом. Это слово почти забыто, перевёрнуто с ног на голову со времён нового Велеса.
– Но… ты же ангел! – Неизвестно почему, но по щекам Леры вдруг потекли слёзы. Обидные, горькие слёзы. Не хотелось верить, что спаситель именно ангел!
– Гелы – падшие, низвергающие, тюремщики, смотрители. Контрактники душ. Ангелы смерти, карающие, единоличные хранители, собиратели и мучители. В твоём понимании это – демоны. Но я помню истинное значение слов, корень. У меня были хорошие учителя: опыт и боль. – Он говорил медленно, весомо. Слова свободно витали по комнате и бились о блоки в голове, в которой упорно не укладывались многие вещи. Ангел и всё тут! Другого быть не может!
– Тогда… Тогда научи и меня… Через боль! – Лера, забыв про слёзы и эту самую боль, рванулась к нему, пытаясь обхватить, обнять. До смерти захотелось ощутить тепло. Хоть чьё-то тепло. Его так не хватало внутри. Что-то должно заткнуть ту холодную дыру в груди, через которую всё это тепло исчезло, вытекло, растаяло, испарилось!
Но стоило сделать рывок и в грудь как будто снова воткнули секиру. Хрустнуло, рот наполнился солоноватым и по щеке, вместе со слезами, потекла кровь. Сердце сжалось в приступе боли. Лера ощутила, как теряет сознание.
– Жизнь и боль – мои учителя. Самые лучшие и настоящие, – повторил Меченый, впервые за тысячу лет нахмурившись. – Они и тебя научат.
Глаза Арлега закрылись вслед за её глазами и руки нависли над её ранами. Предстояло отказаться