Тайно от Субботиной и девчонок Женя Козинова принесла готовый танцевальный костюм домой. Ей очень хотелось показать его родителям, когда они придут с работы, а пока их нет просто – покрасоваться в нем перед зеркалом, рассмотреть себя со всех сторон без посторонних глаз. Завтра она также потихоньку отнесет его назад, никто и не заметит, что один из ханбоков вечером отсутствовал.
Женя торопливо сбросила джинсы с футболкой и облачилась в танцевальный костюм. Кирка был прав – ханбок – удивительно женственный, утонченный и изящный наряд. Снежный белый верх и теплый алый низ придали лицу свежесть. Белая тесьма-тончжон действительно очень красиво очертила шею. Овальные линии рукава целомудренно закрывали до середины кисти рук. Расклешенная от груди юбка ниспадала изящными фалдами до пола.
Инна Васильевна хотела, чтобы костюм дополняла изящная шапочка-корона, называемая чоктури, но начальство ее быстренько окоротило – наряды танцовщиц и так получились очень дорогими. Вместо чоктури решили использовать крупные шпильки, стилизованные под корейские пинё[17]. Субботина нашла мастера, который украсил русские шпильки бусинами, бисером и стразами. Если их не до конца вставлять в прически, то они торчат вокруг узла волос ажурным цветком.
Женя собрала волосы на затылке, завернула в узел и вставила эти псевдо пинё. Получилось очень красиво. Чтобы образ приобрел восточную законченность, девушка вытряхнула на стол содержимое косметички, нашла черный контурный карандаш и нарисовала на веках стрелки так, чтобы ее удлиненные глаза казались слегка раскосыми. Яркие без всякой косметики губы от удовлетворения собственной внешностью растянулись в довольной улыбке. Женя подмигнула своему изображению, включила ноутбук, нашла мелодию, под которую они будут танцевать на конкурсе, и пошла мелкими шажками по комнате. Веера она забыла взять, что, конечно, ее огорчило, но не настолько, чтобы испортилось настроение. Девушка схватила лежащий в кресле полупрозрачный белый шарф, который обычно надевала с синим пиджаком, и обеими руками взметнула его вверх. На несколько секунд над ней будто повисло молочное облако. Потом белый шарф упал и уютно окутал Жене плечи. Сорвав его, она принялась взмахивать длинным полупрозрачным полотнищем, рисовать им в воздухе всякие фигуры и кружиться, кружиться. Мелодия убыстрялась. Казалось бы, юная танцовщица знала, как изменять шаги, как и куда направлять взгляд, чтобы голова не шла кругом, но на глаза вдруг начало наползать белесое марево. Девушка хотела остановиться, чтобы перевести дух, но сознание будто перестало полностью ей принадлежать. Она все еще была Женей Козиновой, студенткой третьего курса педагогического университета, и, одновременно, кем-то еще, неким духом, девой движения. Она чувствовала дыхание танца. Оно поднималось из глубин ее тела и возносило над полом, над мебелью собственной маленькой комнаты. Она еще не могла вырваться ввысь сквозь потолок и этажи обычного панельного дома, но чувствовала, что и это возможно.