– Большая ли семья у пострадавшего мальчика? – спрашивал доктор.
– Отец, мать и младшая сестра.
– Родители между собой ладят?
– Хорошая семья, – немногословно отвечал Дмитрий.
– Плохи дела. Большая потеря крови, одна нога отрезана, другая… мягко скажу изуродована. Будем стараться, но боюсь…
Говорили долго и о многом. Из этого разговора Виктор в ту пору ничего не понял, и только через многие годы он поймет, что речь тогда шла о жизни Ивана.
Дня через три после посещения Дмитрием Сергеевичем больницы, пришло извещение о смерти Ивана. Гангрена.
Проходили месяцы, здоровье у Паши не улучшалось. К осени она вообще еле передвигала ноги по дому. В такой обстановке все помыслы сводились к одному – к быстрейшему возвращению на родину. Дмитрий ехать в Романовку не хотел. Он по-прежнему не мог спокойно вспоминать, как его оговорили, очернили, без причин сняли с работы и исключили из партии. А самое обидное то, что его не захотели выслушать, даже из друзей никто не выступил в защиту. Написал письмо в ЦК ВКП (б), однако, и оттуда никакого ответа. Да и как его можно получить, если год бросают с места на место. Где и кто будет искать. А тут вот Паша совсем расхворалась и каждый день один и тот же разговор:
– Увози, Митя, отсюда, поехали в Романовку.
И Дмитрий решился, ссылаясь на болезнь жены, уволился с работы. Он решил завести семью в Романовку, а самому проехать в Днепропетровск.
Распродав небогатое имущество, Дмитрий пошел покупать железнодорожные билеты. И тут выяснилось, провоз животных на транспорте категорически запрещен в связи с карантином. Пошел к начальнику станции, с которым был в хороших отношениях, но и тот сказал:
– Билет на собаку я тебе дам, но при первой же проверке собаку с поезда снимут. Мой тебе совет, продай ты Ермака мне. Вот посмотри приказ о запрещении провоза животных. Собаку я знаю, можешь мне поверить, она будет в хороших руках.
Дмитрий сердцем и умом понимал все это, но он не мог представить свой дом без Ермака.
– А детям я как объясню продажу Ермака?
– Но деваться-то всё одно некуда, – настаивал начальник станции.
Собаку он все же продал, а накануне отъезда после ужина, рассказал семье, что продал Ермака. Детям объяснили, что продали лишь потому, что по железной дороге не пропускают – карантин. Но эти доводы никого не убедили. Поднялся такой плачь, хоть из дома беги. Плакали дети, скулила собака. Пёс, как будто, чувствовал, что речь идет о нем, о его судьбе. Он не стал принимать пищу, положил голову на лапы и тихо скулил как от зубной боли. Паша гладила собаку по голове и говорила как с человеком:
– Ну что ты плачешь, никто тебя не обидит, успокойся.
Пес притих, но пищу не принял. Утром, пока дети спали, Дмитрий Сергеевич