– Я даже и не знаю, что ответить. Могут наступить непоправимые последствия для моей кармы.
– Лукич, сколько?
– Мне, даже, сложно….
– Сколько?
– Пятьсот долларов. Сейчас.
– У меня с собой столько нет.
– Тогда… вы понимаете, мне необходимо купить кое-что для проведения ритуала, очистить дом, да и самому….
– Считай, сколько здесь? – Женщина вытащила из лифчика тряпицу и, немного повозившись с узелком, достала денежные купюры разного достоинства, которые согревались жаром её материнского сердца.
Виктор Лукич пересчитал наличность, жестом профессионального картёжника сложил их в стопку и, помолчав несколько секунд, сказал.
– Ещё столько же.
– К пяти часам принесу. Только, Лукич, сам понимаешь, наверняка, чтобы было.
Женщина поднялась не по годам проворно и подошла к двери. Взялась за ручку и, как будто что-то припомнив, повернулась породистым телом к экстрасенсу. Она подняла руку ко лбу, приготовившись осенить себя крестным знамением, но увидев строгий взгляд Виктора Лукича, быстро передумала.
– А, ну да, ну да… до вечера, – скороговоркой произнесла она и вышла вон из комнаты.
Панно с иконостасом, находившееся позади стола, за которым сидел Виктор Лукич, отодвинулось, и в комнату вошла женщина лет тридцати пяти в лёгком сарафане с тонкими бретельками. Модная, в их населённом пункте коричневато-грязная краска с разводами, в эти мгновения изменявшая цвет её волос с однотонного на курино-рябой, местами покрывала лоб и щёки, заметно видоизменяя линию, по которой волосы граничат с просто кожей. На волосяной покров головы был надет пластиковый пакет с броской надписью – «СЕЛЬПО – Магазин для ВАС».
– Покрасилась? Опять?
– И что? Не нравится?
– Пакет? Не нравится.
– Какой пакет? Мой цвет тебе нравится?
– Его через пакет не видно.
– Тебе не угодишь. Чего Марьины приходили? Опять из-за своего Кольки?
– Из-за Кольки.
– И что на этот раз?
– Хотят, чтобы я его образумил. Он перестал пить и начал с удвоенной силой гонять жену и тёщу.
– Так образумь.
– Как?
– Это ты тут экстрасенс, ты и придумай.
– Легко сказать! Когда Колька лихо запил, эти две дуры пришли его отлечить до любого состояния. Валька, жена евоная, говорит, что пусть, мол, паралич его, заразу, стукнет. Я им что-то дал и чего-то наговорил в надежде, что они будут ко мне ходить для его астрального лечения. А этот балбес, Колька, на третий день и сковырнулся! То ли сам допился, то ли ему действительно дали ту гадость, что я всучил – не пойму. Да и не спрашивать же об этом, сама понимаешь. Колька пролежал пластом почти два месяца. Ходил под себя, ел через раз, только, говорят, глазами зло зыркал. Приходят эти две клуши снова, и опять за своё –