Мне хочется, став на секунду тем героем мелодрамы, который бьет кулаками по стене, заявить ей, что рядом с ней – это единственное место в мире, где мне хорошо, и правильно, и вообще следует быть. Но я понимаю, что этот пафос в духе галантных романов XIX века покажется ей смешным. Хотя, с другой стороны, я уже сообщил ей, что люблю ее и что она делает меня счастливым, – все примерно в течение пяти минут. Сентиментальнее этого, кажется, уже ничего не может быть. Но мне все-таки кажется, что нужно сохранить какие-то остатки мужества и независимости – хотя бы внешние их признаки изобразить. Я хочу, чтобы она видела во мне хоть какую-то силу, а этого не будет, если она поймет, что наша ночь все внутри меня перемолола, как в мясорубке, и лишила какой-либо ориентации во времени и пространстве. Но, как шутится в старинной шутке, «фарш невозможно провернуть назад». Мне теперь так жить, и если я хочу, чтобы Марина позволила мне жить рядом с ней, я должен казаться сильным. Так что мне остается только спрятаться за бравадой. Я поднимаю бровь и усмехаюсь:
– Как же – неуютно мне… Это ты смотри, будь осторожна рядом со мной. А то растаешь, как Снегурочка.
Она смеется:
– Почему Снегурочка? Ты и вчера меня так назвал.
Я мучительно краснею, но врать ей не могу – мне остается только признаться ей, до какой степени она все время занимает мои мысли, как часто я о ней мечтаю.
– Потому, что я думал… ну раньше… Я помнил, какие у тебя холодные пальцы, и все время задавался вопросом: а холодные ли у тебя щеки? Потому что хотел сделать вот так… – Я беру ее лицо в ладони, как вчера в прихожей. – Хотел так сделать, и все думал – какой будет твоя кожа. И думал, что холодной. И называл тебя мысленно Снегурочкой. И был прав, оказывается.
Она хмурится в притворном замешательстве – включается в игру:
– Хм… Если я Снегурочка, то кто же ты? Юный пастушок Лель?
Я качаю головой:
– Нет. Он противный инфантильный хмырь. И он ее не любил. Очевидно, я Мизгирь – горячий и страстный мужчина.
Она вскидывает брови:
– Не подходит. Снегурочка его не любила… И он умер. – Марина передергивает плечами, словно стряхивая неприятную ассоциацию. – Нет, это противная сказка, где никому не досталось ничего хорошего. А быть Снегурочкой при Деде Морозе я не хочу – у нее нет личной жизни. И таять над костром не хочу. Нам надо найти другую сказку.
Я пожимаю плечами:
– Снежная королева? Я, конечно, староват для Кая, но мы можем считать, что мальчик вырос. За время пути собачка могла подрасти.
– Я не отдам тебя какой-то занудной и правильной Герде. – В эту секунду она очень серьезна.
Я смотрю ей в глаза и отвечаю тоже уже совсем нешутливо:
– Я не уйду. Мне не нужна никакая Герда. У тебя есть лед в холодильнике? Давай сюда – я сложу тебе слово «вечность».
– И ты будешь сам себе господин, и я буду