Я стояла на бульваре, было холодно и мокро. Вечером прилетали родители, которые вообще ничего теперь обо мне не знали. И он не придет, и я даже не знаю номера его телефона. Раньше это было не нужно. Он приходил каждый вечер.
Конечно, я могла спросить телефон у Мишки. Отличная идея. Наверное, это оказалось бы одним из самых изощренных способов Мишку добить. Мишку, который вообще ни в чем не был виноват.
Не знаю, как Сандр меня нашел. Логично было предположить, что он только что заходил к Мишке и шел мимо, когда увидел меня. Но в тот момент мне показалось, что он просто меня нашел.
Он сгреб меня в охапку и куда-то поволок за собой, дотащил до припаркованной машины и почти запихнул в нее. Странно, подумала я. Мне казалось, что он должен перемещаться в пространстве как-то по-другому. На крыльях, например.
Мы ехали в московских сумерках по московским пробкам, по радио крутили Земфиру, мокрый снег лип к лобовому стеклу. Я не выдержала и спросила:
– Любовь всегда такая ужасная, или это просто мне так повезло?
Он вздрогнул и посмотрел на меня. Мы никогда не говорили, что любим друг друга. Это было как-то слишком очевидно.
– Нет, не всегда, – ответил он. – Но замечание верное, – добавил он тихо, снова глядя вперед.
Когда мы добрались до Медведково, уже окончательно стемнело. Родители приземлились и вот-вот должны были вернуться домой. Сандр проводил меня до дверей и собирался уходить.
– Оставь мне свой номер телефона. Пожалуйста.
Он покачал головой.
– Мне нужно иметь возможность тебя найти, – мой голос показался мне самой отвратительно просящим.
– Это бессмысленно. Меня нельзя найти по телефону.
– Но…
– Чщ-щ-щ, – он положил руки мне на плечи и слегка наклонился вперед. – Я сам буду тебя находить.
– Где?
В его глазах что-то сверкнуло, он опустил руки и выпрямился.
– Везде.
И ушел. Мы не расплескивали себя зря.
***
Конечно, родители что-то заметили. Мама пыталась выяснить у меня, как я жила в их отсутствие, и я, в конце концов, честно призналась, что поссорилась с Мишкой. Мама расстроилась. Мишка ей нравился.
И мне тоже. Мне тоже он нравился. Он был мягким, вежливым и внимательным.
Совсем как его брат.
Первый день после возвращения родителей оказался страшным. Утром, в институте, я поняла, что не знаю, когда он меня найдет. Сегодня? Завтра? Через месяц? Через год? Дело было не в том, что жизнь без него не имела смысла. Конечно, в ней оставался смысл. Много вещей, которые были важны. Много вещей, которые, наверное, были даже важнее. Но теперь я смотрела на них другими глазами. Теперь все приходилось видеть заново, чувствовать заново.
Первый день стал классическим днем сумасшествия. Я не могла думать, не могла спать, не могла есть. Но на второй