Пение под покровом ночи. Найо Марш

в отпуске, и если честно, мне не хотелось бы терять свое достоинство священнослужителя, опускаясь до мелких сплетен. – Не успел мистер Мэрримен ему возразить, как он повысил голос и добавил: – Поднимем, фигурально выражаясь, упавшего со стены Шалтая-Болтая. Меня страшно заинтересовала ваша история о преступниках маниакального типа, то есть, людях психически нездоровых. Какую книгу вы рекомендовали прочесть? Вроде бы автор – американский психиатр…

      – Не припоминаю, – обиженно пробормотал мистер Мэрримен.

      – Скажите, это случайно не «Демонстративное насилие» Фрэдерика Вертема?

      Отец Джордан облегченно выдохнул и обернулся к нему.

      – Ага! Значит, вы тоже фанат этого жанра, к тому же весьма образованный?

      – Ничего подобного. Просто скромный любитель. А кстати, почему, как думаете, всех так завораживают самые жуткие криминальные истории? – Он посмотрел на отца Джордана. – Что скажете, сэр?

      Отец Джордан медлил с ответом, и тут снова встрял мистер Мэрримен:

      – Лично я убежден, что люди читают об убийствах в качестве альтернативы. Поскольку сами не решаются убить.

      – Клапан для выпуска паров? – предположил Аллейн.

      – Своего рода, замещение. Так называемый антисоциальный посыл внедряется в сознание людей наиболее к нему восприимчивых. И мы совершаем свои насильственные преступления на безопасном расстоянии. Ведь все мы, – заметил мистер Мэрримен, уютно сложив руки на животе, – в глубине души дикари. – Похоже, он вновь обрел хорошее настроение.

      – Вы согласны? – обратился Аллейн к отцу Джордану.

      – Полагаю, – ответил он, – мистер Мэрримен говорит сейчас о том, что я называю первородным грехом. Если так, то да, конечно, согласен.

      Тут все трое разом умолкли. И в это молчание врезалась, точно камень в пруд, следующая ремарка Аллейна, произнесенная громко и отчетливо:

      – Возьмем, к примеру, этого душителя, человека, который хочет что-то сказать этими… как их? Розами? Что, как полагаете, может стоять за всем этим?

      И снова все молчали. Долго, не меньше пяти минут.

      И тут вдруг мисс Эббот уточнила:

      – Не розы. Гиацинты. Причем разных сортов и цветов. – Она подняла глаза от книги, пристально посмотрела на миссис Диллингтон-Блик. – Цветы из теплицы. Потому что сейчас зима. А в первый раз были, как мне кажется, подснежники.