Я успею со звёздами проститься
Прежде, чем наступит мой рассвет.
Всё, что прожито, перемелено,
Ночь для отдыха не постелена,
Не досмотрены вещие сны.
Всё, что сыграно, не засчитано,
Что написано, не прочитано,
Все задачи не решены.
То, что начато, не закончено,
То, что чисто, всё опорочено,
Правда ищет защиты у лжи.
Всё, что найдено, то потеряно,
И всё новое – не проверено,
И бессмыслицей кажется жизнь.
То, что куплено, не оплачено,
То, что долго копилось, растрачено,
То, что наше, не будет у нас.
То, что нравилось, недолюблено,
И надежда, и вера погублены,
И с безумием мирится власть.
Всё великое – не оценено,
Прошлое настоящим расстреляно,
Виноваты лишь те, кого нет.
Все сомнения не оспорены,
Ум и сердце надолго рассорены,
Самый лёгкий путь к счастью – сквозь смерть.
Всё, что нужно нам, не получено.
И совсем не тому мы обучены,
И закрыты простые пути.
Мы свободны – как будто бы связаны,
Нам места лишь в могилах заказаны,
И земля всё сравняет, простит.
Всё прекрасное, не постигнуто,
И вершины все не достигнуты,
Не закончены страсти пиры.
И с такими вот результатами,
Пустотой, равнодушьем, утратами
Мы уходим в другие миры…
Прокатилась по небу колесница
Над дорогой судьбой назначенных лет.
Без меня на восток её путь продлится,
Прежде чем наступит мой рассвет.
сентябрь 1989
Попытка диссидентства
Мы пытались согреться в мерцании красных звёзд,
Мы косили вручную колосья для хлеба серпами,
И безжалостным молотом в крест мы вбивали гвоздь
Сквозь нежные руки любви, хотевшей быть с нами.
Мы кричали: «Оставь нас в покое, не лезь к нам в душу!
Ты послана богом-врагом на горе нам всем!
Не тревожь, не топи в сердцах равнодушья стужу!
И не делай цветным привычный фон серых стен!»
Мы упорно и долго её предупреждали:
«Не мешай же нам жить! Там, где ты, там – всегда беда!
Лучше вспомни, как мы твоего брата распяли,
И тебя, если хочешь, такая же ждёт судьба!»
Но настырность напрасна, смиренность её сгубила.
Тихий голос не смог заглушить фальши льстивых слов.
И хоть все наши лжи и обиды она простила,
Мы изгнали её из сердец, из жизни, из снов.
Её тело терзали до смерти собаки и люди,
Но в улыбке из боли и мук застыли её уста.
Она знала, что все оскорбления стерпит, забудет,
Ей назначено быть такой: её месть пуста.
Убивали её за то, что быть с нами хотела.
Упивались, вонзая в ладони сомнений гвоздь:
«Нам не нужно тепла твоих глаз, твоих рук и тела!
Мы