Солнце было уже не в зените.
Оно медленно скатывалось с небосвода и его лучи теперь просачивались сквозь красивые руины белого дворца в городе Ктесифон.
Это теперь от него остались величественные развалины с неподражаемой аркой Хосрова и он пребывал в одиночестве, а когда-то это была столица великого Парфянского царства.
По вечерам тут было пустынно, если сюда и приезжают туристы, то только днём, а когда на город наступают сумерки он остаётся наедине с собой и тысячи духов, которые тут когда-то проживали свои жизни полные всех радостей и горестей, что могут только сопровождать в мире каждого человека.
– Интересно! А какими они были? – Внезапно раздался звонкий голос незнакомки, да так, что её эхо пролетело сквозь стоящие тут стены и колонны.
Молодая женщина лет тридцати в зелёном костюме, скорее подходящим для охоты на дикого зверя и в огромной широкополой шляпе подняла голову к верху, смешно прищурившись, разглядывая дворец или вернее всё, что от него осталось.
Её можно было скорее назвать непрошенной гостей, чем незнакомкой.
Худенькая, высокая и с рыжими вьющимися длинными волосами, что выбивались из-под огромной шляпы.
– Ты о ком? – Послышался ещё один голос, правда уже мужской.
Нет. Вот какая непочтительность по отношению к этому месту!
Они явно неместные!
Что тут забыли два иностранца?
Молодой человек улыбнулся приближающейся женщине, на которой одежды охотника и вправленные штаны в высокие сапоги выглядели, мягко говоря, комично.
Вся одежда была на ней уж очень велика.
Другое дело на нём.
Мужчина лет сорока с прекрасным телосложением выглядел в таком же стиле облечения, но уж точно не как охотник, а военный.
– Ну вот те, кто жили во дворце! Представляешь сколько там были интриг, политических заговоров, уловок, женской ревности…..у царя было много жён.
Она задумалась и на её прекрасном личике промелькнула тень какой-то грусти.
Мужчина тут же угадал её настрой.
– Они не могли себе позволить того, что можем позволить мы, дорогая Флоранс. Им приходилось мириться с множеством соперниц, убирать их с дороги, плести против них интриги, это была не жизнь, а ад. – В его голосе почему-то звучало такое безразличие, что его прекрасная спутница заметно вздрогнула.
– Жистен. А чем тогда наша жизнь рай? Мы вынуждены скрываться не только от всей Франции, но и от всего мира. Именно поэтому ты наврал своей титулованной жене невообразимую сказку, а я бросила свой университет, сославшись на придуманную болезнь, чтобы две недели провести в Богом забытом месте. И нигде ни будь, а в Иране. Даже не в каком—то комфортабельном отеле, а среди руин, которым даже не понятно сколько тысяч лет. А мой муж? Промышленник, известный человек не только во всей Франции, но и далеко за её пределами. Поверил ли он мне, что я одна из пассажирок лайнера по Средиземному морю? Неужели ты полагаешь, что наши жизни заслуживают на то, чтобы сказать, что нам намного проще, нежели тем, кто сражался за достойное место под этими уже несуществующими сводами? Как бы не так! Мы такие же, как они. Ходим по лезвии ножа, безмерно врём, а у самих трясутся поджилки, а вдруг нас раскроют………..
Жистен отвёл глаза в сторону.
– Ты полагаешь, что у нас нет выхода.
– Есть, но мы не примем это решение. Мы тихо будем страдать, проливать горькие слёзы тайком, но не сможем переступить через разводы, скандалы, не позволим пошатнуться устоям, на которых прочно уже обосновались. Нам будет ни к чему общественная огласка, потеря полезных связей, и все прочие ненавистные нормы, которым мы вынуждены следовать, чтобы соответствовать той прослойке общества, к которым принадлежим. Вот и всё. – Флоранс Монморанси просто села на камень и обняв колени руками спрятала в них своё лицо. Она не любила показывать слёзы своему возлюбленному. Никогда не позволяла себе плакать, когда её кто-то мог видеть.
Жистен хранил завидное спокойствие. Странно, что он в этот момент не выдавал никаких эмоций.
– Значит я оказался сильнее тебя, потому, что перед отъездом встретился с моим адвокатом и передал ему документы о разводе. Я больше не могу и не хочу быть заложником статусов, помпезных приёмов, как и не желаю рядом видеть больше Амалию, которой вот уже пятнадцать лет искривляю лицо в милой улыбке на всевозможных приёмах, изображая из себя заботливого и счастливого мужа.
Мужчина подошёл к женщине, спрятавшей лицо на своих коленях, подобно страусу, учуявшему опасность и положил ей руку на плечо.
– Я