Женщина с ребенком и старик, каким-то образом оказались уже в купе, уверенно заняв нижние полки. Причем глядя на старика казалось, что он сидел здесь всегда, с момента первого спуска вагона на рельсы. А вагон был уже не молод. Несмотря на немецкий язык надписей, он весь был пропитан счастливым советским прошлым и знаменитым запахом вагонного туалета, который невозможно спутать ни с чем. Вагон потихоньку наполнялся пассажирами. Каждый входящий, боком проталкивался через огромный зад массивной женщины с чайничком, уже занявшей позицию возле вагонного самовара. Поезд еще и не думал отправляться, но она уже переоделась в детскую футболку, черные, блестящие лосины и ждала свой обязательный кипяток. Глядя в ее бесстрашные глаза, никто не смел ничего сказать, а только смиренно просачивался вперед, ощущая на своем теле безразлично перекатывающиеся гигантские ягодицы. Но вдруг в узком проходе показалась фигура, готовая оттеснить даму с чайником в купе. Это была довольно юная и хрупкая девушка с легким страдальческим выражением отечного лица, одной рукой держащая поясницу, другой хватаясь за стены вагона. Впереди себя она гордо несла огромный живот, и все люди машинально перед ней расступались. Женщина-гора с миниатюрным заварником высокомерно зыркнула на хозяйку живота, как бы говоря всем своим видом – «Залетают, а потом в поезд лезут, бесстыжие…», но все-таки задвинулась, давая дорогу.
Гигантша вдруг ярко вспомнила своего худенького и тихого мужа. Они мечтали о детях, но выкидыши преследовали ее один за другим. Врачи беспомощно разводили руками, как вдруг появилась надежда – она попала на прием к известной бабушке, которая водила руками над ее головой и напевала какие-то, как ей сказали, молитвы. После этого она действительно почувствовала себя иначе – появилось какое-то спокойствие и расслабленность. Беременность она перенесла, порхая как птичка – все вокруг казалось ей красивым и добрым. И вот, наконец, роды – счастью нет предела, со слезами на глазах она прижимала к щедрой груди свое сокровище, даже родители мужа посматривали теперь с теплотой в ее сторону. Через несколько дней что-то случилось, она теперь не помнит, что именно. Ребенка забрали в реанимацию, а еще через два дня сказали, что все кончено и вообще с самого начала не было никаких шансов. Около месяца она пребывала в какой-то шоковой прострации, муж как-то сразу постарел, его родители уже не стесняясь называли ее проклятой и нечистой… Очнулась она в маленькой квартирке в которой выросла с матерью без отца. Мать ничего не говорила, только грустно глядела на дочь и тихо вздыхала. Еще через месяц она совершенно четко поняла, что ненавидит всех и вся. Она увидела жалкую, подлую и мелочную сущность людей