Он оказался среди немногочисленных в эту пору прихожан, шедших к алтарю, чтобы, преклонив колено, неторопливо осенить себя крестом, проделал то же, что и они, потом заглянул в боковые пределы, окутанные дымком от множества горящих свечей, и долго выбирал место, где мог бы расположиться, не привлекая к себе излишнего внимания.
Облюбовав наконец одну из скамеек, стоящих вдоль стены, он сел, прислонясь затылком к холодному мрамору облицовки, и в этот момент почувствовал, что погружается в то самое состояние, которое уже однажды испытал, находясь почти под самым куполом полуразрушенного тогда костела между разделенными перегородкой скульптурными изображениями Ангела, Орла, Льва и Быка. В тот раз хотелось поскорее выбраться из этого здания на воздух, но сейчас сама мысль о том, что надо встать и направиться к выходу, показалась ему кощунственной, а потому невыполнимой. Он поднял глаза кверху, увидел знакомые ему фигуры, но голова раскалывалась уже так, что взгляд его невольно упал вниз и, скользнув по цветному витражу окна, замер, зацепившись за некий барельеф на противоположной стене.
Мигрень его – он все-таки думал, что это была именно она, обладала свойством создавать перед глазами всевозможные завихрения и выпуклости, а также вытесняющие друг друга слои воздуха, имевшие разную плотность, отчего пространство приобретало эффект многомерности, расчленяя перспективу на отдельные не связанные между собой фрагменты.
Он попытался понять, какому именно событию из жизни Иисуса был посвящен сюжет барельефа, остановивший его взгляд, однако, кроме расплывшихся очертаний, пульсирующих в пространстве, так ничего различить не сумел. Все его усилия хоть как-то сфокусировать зрение оказались напрасными, но в тот момент, когда он окончательно убедился в тщетности предпринимаемых им попыток, откуда-то из затаенных глубин памяти проявилось осознание этого сюжета: почему-то была уверенность, что именно этого, в который он проникал теперь не столько зрительно, сколько всей совокупностью нахлынувших на него воспоминаний.
10
Странным был той весной месяц нисан. Он хорошо запомнил оглушающую жару, которая установилась незадолго до пасхальных праздников, а потом сразу в один день что-то переломилось в окружающем пространстве, и вместе с туманом, спустившимся с вершин едва приметных гор, в Иерусалим вошли волны такого холодного воздуха, что впору было опять рядиться в шерстяные накидки.
Он не стал толкаться в плотной массе зевак, движущейся по городским улочкам за тремя узниками, которые с трудом несли на себе перекладины будущих распятий. Он поджидал брата за городской стеной у самого подножия Голгофы, куда все явственнее долетал шум толпы, напоминавший ему о том, что он слышал уже однажды в синагоге Назарета, но только