– Господь сподобит, матушка; Господь любит нас, вот увидишь…
– Что?..
Ира вдруг поняла, что она ничего не помнит.
…А что-то большое и противное желеобразной массой колыхалось в груди девушки, смущая тягучими волнами, отблесками каких-то гадливых эмоций, чужих неприятных слов… Всё это было придавлено многотонной плитой забвения, которую эта масса пыталась сдвинуть и вырваться наружу. Ира понимала, что если это страшное воспоминание вырвется на свободу из её памяти – произойдёт взрыв, который погонит настолько грязную волну, что можно захлебнуться в этой противной массе…
Но вспомнить было необходимо, и Ирина напрягла лоб, пытаясь вызвать в памяти картинки прошлого, недавно прошлого. Вагон мерно качался. Бабушка кивала ей в такт.
Вот идёт по аллее Ира, мужики прячут глаза.
Вот ручка двери, я протягиваю к ней свою руку, ясно вижу ладонь и пальцы с накрашенными ноготками.
– Привет, – говорит Серёга, у него чуть хриплый голос, никогда не обращала раньше, что у него такой тембр, как у молодого Высоцкого. Интересно, а на гитаре он умеет играть?.. Чёрт, не туда, обратно. Вот иду по аллее. Вот мужики курят, дверь, привет… Ага, наше фойе… Тумба с поздравлялками, на ней что-то белеет… Лифт. Мой палец нажимает кнопку вызова. Такой цвет лака красивый – тёмносинебардовый, с блёстками. И пахнет очень приятно. Лифт скрипит, когда же его отремонтируют, ему же сто лет в обед?..
Девушка помотала головой в досаде – мысли всё время уводили на какие-то несущественные и ранее не замечаемые ею детали. И никак не видит свой отдел.
Лифт, так. Скрипит. Мои ногти. Выхожу.
Стук каблуков. Вот дверь…
Открываю…
Отк…
Нет. Как туман какой-то, как серое бестелесное облако.
А, вот старушка рядом, может она чего знает?
– Скажите… А где я?
Где… И сколько времени? Сколько времени она в метро и куда едет?
Бабушка кивает ей, гладит маленькой высохшей ладошкой по руке, блестят в уголках глаз слезинки.
Поезд тормозит – станция! Какая, какая?!
– Станция Павелецкая, – говорит ей тётя-объявлялка.
– Павелецкая! – вскрикивает Ира, инстинктивно хватаясь за старушку: до дома совсем недалеко!
И тут карман плаща завибрировал – телефон! Когда же она его успела переложить из сумочки – вот удача!
Ира засунула руку в карман и достала тихо тренькающий телефончик – но это был не её аппарат коммуникации современного человека, а чей-то маленький и чёрный, у неё же ещё утром была раскладушка радостно оранжевого цвета. И трезвонила так полонез Огинского, что хоть уши затыкай. Девушка, немного подумав, всё-таки нажала кнопу соединения.
– Ирочка…
– Да?
– Ирочка!!! – истерично завопила Любовь Онуфриевна. – Ты где, моя заюшка!!!
– Чего