– Нет, никаких собак.
Большое коллективное фото: группа архитекторов в Императорской Академии художеств. Несколько солидных мужчин, в усах и бородах, у некоторых какие-то медали на груди, стоят на ступенях лестницы на фоне античной статуи и пальмовых листьев. Порывистый прадед и здесь чуть отклонился вбок, словно устремившись куда-то за пределы фотоснимка. Это уже 1875 год, ему сорок пять. «Ну да, – подумала Ася, – фотографий юного Фридриха в книге быть не может, потому что ведь тогда ещё просто не существовало фотографии». В подписи были упомянуты все стовшие на лестнице, и Ася начала искать в словаре их титулы и звания – нужно было подобрать правильные русские соответствия.
Петька, оторвавшись от экранчика телефона, поделился:
– Нам сегодня на одном уроке Ольга Павловна рассказала, сколько весит земной шар. И вот я всё думаю, как они его взвесили? А? Ась? Ну как? Нет же таких весов? Даже если по кусочку взвешивать, то всё равно не получится.
– Просто высчитали, – отмахнулась Ася, – Слушай, я из-за тебя тут уже по третьему кругу ошибаюсь.
– А что ты делаешь? Что за фотки? Покажи! А почему этот в фуражке, а остальные в шляпах? А это что за военный, разве можно так по городу с саблей ходить? Смешные усы, когда вырасту – тоже буду ходить с бородой. О, смотри, этот на лошади сидит! А почему зимой?
– Слушай, Пётр Борисович, я так не могу работать, ты же рта не закрываешь! – взорвалась, наконец, Ася.
– Ну и ладно, я пойду тогда. Подумаешь. Леонидовна!
Так у них повелось: когда они сердились или ссорились, то называли друг друга по отчеству. Отцы у них были разные.
Асин отец умер, когда ей было двенадцать лет. Сначала она не почувствовала горя, а только недоумение. В её жизни отца было мало: он сутками дежурил в больнице, оперировал «тяжелых», как говорила мама. Ася в детстве не понимала этого, представляла себе, что отцу поручают лечить особенных каких-то людей. Эти особенные, «тяжелые», неизвестно чем заболевшие люди почему-то представлялись ей необычайно большого роста пациентами с большими костями внутри крупных измученных тел. Ася гордилась уникальной и сложной работой отца и тем, что она – дочь такого незаменимого врача. Из-за «особенно тяжелых» отца могли вызвать в больницу в выходной и даже из отпуска. Ася старалась не расстраиваться, а продолжать гордиться. А потом отца не стало. Ему не было ещё пятидесяти.
На поминках, за странно раздвинувшим стены квартиры длинным столом часто повторяли фразу «сгорел на работе». Многие годы потом Ася видела во сне отца, стоящего у операционного стола и языки странного, будто бы погубившего его, пламени, бегущие по крепким, в белых рукавах рукам, которые застыли над лежащим перед ним тоже в огне огромным «тяжелым». Когда выросла, она узнала, что отец умер от мгновенного обширного инфаркта, настигшего его прямо в больнице после очередной внеплановой операции.
Они остались с мамой одни.
Мама. В отличие от Аси, она не плакала,