Так и состоялась их новая встреча. Краткое вынужденное пребывание святителя в Хакодате стало для молодого миссионера еще одним неоценимым даром, посланным ему свыше. Как нуждался он теперь уже здесь, на месте, в словах поддержки бывалого, закаленного превратностями миссионерской жизни владыки Иннокентия!
Увидев отца Николая с французской книгой, владыка неодобрительно покачал головой:
– Французов читаете? Бросить бы Вам теперь все эти книги – какая Вам от них здесь польза? – да приняться бы за основательное изучение японского языка. Не теряйте времени даром. Не забывайте, ради чего пришлось проделать вам такой нелегкий путь сюда. Рано или поздно знание языка Вам здесь еще очень понадобится.
И отец Николай, отбросив колебания, решительно принимается за учебу. Это оказалось делом нелегким. Японский язык с его иероглифической письменностью труден даже для самих японцев. Чтобы научиться читать, им приходится выучивать не каких-нибудь три десятка букв, как нам, европейцам, а для начала хотя бы две тысячи (!) иероглифов[5]. Но и это не все. Нужно знать еще особую японскую слоговую азбуку, назначение которой – приспособить заимствованные у китайцев иероглифы к японской речи.
Для отца Николая дело осложнялось полным отсутствием русских учебников японского языка – их вообще еще не существовало тогда. Востоковед Дмитрий Позднеев[6] так рассказывал о трудностях, с которыми столкнулся святитель Николай на этом пути: «Располагая теперь, огромным количеством всевозможных грамматик, словарей, изданных с переводами и комментариями текстов, громадным количеством пособий по истории, религии и быту Японии, мы все же говорим, что изучение японского языка представляет собою чрезвычайную трудность. В каком же положении был архиепископ Николай, брошенный в этот огромный японский мир с одним только желанием изучения языка Японии, но без мало-мальски удовлетворительных пособий к этому на доступных для него языках».
Оставалось искать учителей. Однако поначалу японцы давать уроки русскому «бонзе» боялись. Впрочем, один смельчак все-таки нашелся. Но усердие русского ученика было столь велико, что одному учителю было не под силу работать с ним. С большим трудом отыскал отец Николай в помощь ему другого. Так стали поочередно ходить к нему два, а потом и три преподавателя, сменяя друг друга в течение дня.
По четырнадцать часов в сутки занимался неуемный труженик, сокрушаясь о том, что в сутках только двадцать четыре часа, а не все сто! «Много потрачено времени и труда, – писал он позже, – пока я успел присмотреться к этому варварскому языку, положительно