– каждый должен любить и любимым быть, – бог Дня ухмыляется, видит он, что бог Тьмы злобно хихикает, но глаза его страха полны. – твоя ложная и неправдивая – любовь, что лишает сил их, она будет мной уничтожена, – и бог Дня незаметно пропал.
и на следующий день появился, словно в небе далёкая птица, милый юноша с книгой под мышкой, удивительной красоты. то Поэт был, любовник, странник, тот, которого боги искали, тот, в котором любовь вся осталась за последнюю тыщу лет. и Поэт почувствовал силу, богом Света данную, с ним он пошел в другие царства, чтобы встретить свою любовь. он влекомый был странным чувством, и хотел он творить искусство ради той, что ни разу не видел, зато чувствовал ее боль. а в Актрисе воскресло что-то, что Художник убил давно там, словно в бое морском с фразой:
– ранил?
– ранил.
– убил?
– убил.
Поэт бросил все и в беспамятстве побежал искать то, что не знает сам, зато знает, что любит он больше, чем любит свою он жизнь. он увидел её ещё загодя, когда в снах его вдруг появилась она и сразила его сразу же, и умом своим, и красотой. он увидел её в этом храме, крикнул парню-Художнику:
– ранил! – и пронзил его сердце словами, будто старым стальным мечом.
– а потом что? – я знаю, ты спросишь вдруг.
но ответа не знаю. не знаю, мой друг. говорят, они стали богами – Любви, Солнца и наших Снов. ведь такая любовь дарована только избранным и оторванным от несчастий тупых и злоб одних и от мира глухих людей. этот храм пропитан любовью той, невозможной, не всем уготованной, зато жизнь продолжающий точно и тебе, мой друг, и другим.
ты уходишь уже, о, путник? ты теперь не спать будешь сутками, и вернёшься к этому храму, что дает всем возможность жить.
Имя
как молитву «за упокой», как тлеющий «отче наш», твое имя я вторю, и в ухо вонзается нож. как враньё, как ложную злую блажь, что влезает в сердце, да так, что не уйдешь, если только не отберешь и потащишь на ветхий склад. этот склад заключает в себе весь бред и сюр, всю чуму и мор, этот склад один на отшибе в глухом лесу, где вокруг только тьма, зверьё и сосновый бор. ты бежишь к нему так, что льется вода из пор, а вдали видишь тьму и свет, свою смерть и косу. в этом складе в далёкой глуши вся твоя любовь, вся твоя боль. из щелей и трещин сочится кровь, самые важные вещи поела моль. на самые свежие раны посыпана соль. так страшно, что путник в ужасе гнет свою бровь. а сзади я с твоим именем в мешке для трупов. спотыкаюсь об что-то твердое, смотрю под ноги – там труба. я кидаю мешок в глубокий самый железный люк. я кидаю мешок, но я не смотрю туда. имя летит недолго, падает и всплывает – вода на дне, а то разобьется в лепешку вдруг. это так – страховка, полнейшая ерунда.
ухожу, закрывая ставни сарая, помню имя твое – это ты вся, такая красивая, но такая бессовестная и злая, что нещадно впиваешься стойким