24/09/2014, Бельгия
Дорогая сестрёнка,
Сегодня три коллеги – автохтоны (те, кто имели честь родиться от немигрантов) накинулись на меня по пустяку за утренней чашкой кофе. Вышел спор ни о чём: о роли Америки в мире. В Бельгии не любят американцев и немцев, и французов, и голландцев – всех вокруг себя не любят. Предложил им поделить Америку на штаты. Так легче не любить будет.
Тогда все трое дружно вступились за Америку. Диктаторов и террористов правильно бомбят. Ох, уж эти мне человеколюбы из социального сектора. Даже Дэльфин, эта молчаливая алколичка-наркоманка, что-то тявкнула в общий хор. Опять же, попытались перекинуться на Путина. Я ещё раньше им всем сказал: эту тему не трогать, не прикасаться, как к исламcкой религии. Сказал, что у Путина прямая спина и развитые мышцы груди, что в мире есть только двое шестидесятилетних мужчин, которые так хорошо выглядят: бельгийский премьер, социалист-гомосексуалист Ди Руппо (про социалиста и гомосексуалиста я не сказал – это они и так знают) и вот этот, такой нелюбимый ими Путин.
Они сейчас – прошло два часа – друг с другом беспрестанно воркуют, меня же эти пересмешники обходят стороной. Мне почему-то вспоминается гордый асоциальный писатель Набоков. С этой, за офисным столом справа, африканской любовницей, точно сегодня не заговорю. Скоро обед.
Третий коллега – дурашливый мужчина тридцати пяти лет со степенью доктора антропологии, отъявленный коммуняга и философ-анархист – тоже присоединился к западникам. Говорит, что демократия тут, свобода, а в России бы он сидел в тюрьме за свои убеждения. Неудачник. В России бы он скорее спился. Тут же он устроился на халявную работу и женился на эфиопке из новоприбывших.
Сижу уязвлённый, непримиримый и беспомощный. Где она, моя первоначальная мигрантская самодостаточность? Когда говорил я односложными фразами, модальными глаголами и местного диалекта не понимал. Целомудренным двадцатидвухлетним юношей был. Пять долгих лет прошло с тех пор.
25/09/2014
И вот снова сижу за своим офисным столом, расслабленный, глупенький и довольный.
Кофейная пауза прошла спокойно. Мой чёрный юмор, с едва уловимым привкусом цинизма, вновь в цене. Котируется, как лечебный змеиный яд.
Короткие фразы падают, скатываются с пластмассовой мебели под визгливые женские улюлюканья. Пошлости с нехитрой начинкой подхватываются вороньими клювами на лету и тут же проглатываются. Никаких особых происшествий. Неказистый конторский день плавно течёт к своему концу.
Но вот, после обеда, ближе к полднику, на горизонте новая нелепица – наш координатор, временно исполняющий обязанности главного директора. Косоглазый бегун трусцой. Молодцевато перепрыгивает через две ступеньки, идёт боком, смотрит боком, улыбается – криво.
Из партии зелёных, человечных и экологичных. Сконцентрирован на своей карьере и женских сотрудниках в эшелонах повыше.
Ему докладывают, что туалеты после курса интеграции мигрантов вновь грязные. Пластмассовые очки унитазов опять сломаны: становятся на них, вот они и трескаются. Бумага туалетная свешивается с потолка.
Директор тыкает грязным пальцем ассенизатора в самсунг-галакси и произносит: надо установить краники для подмывания, в исламской культуре пользуются водой, а не бумагой, это даже гигиеничней и экологичнее.
Краники никто никогда не установит – кому это надо? Но идея останется, запомнится. Директор скользит бодрым взглядом по окружившим его подхалимам. Подхалимничают все, без устали, без смысла, без умысла и толка, так, на всякий случай, чтобы голову при случае не отрезали… потом, при исламском халифате.
26/09/2014
Бывает, как сегодня, нас выгоняют из-за столов и собирают на собрание. Обсудить новые инструкции регистрации прибывающих мигрантов. Каждому бродяге, удачно перепрыгнувшему ров и постучавшему в ворота королевства, присваивается национальный номер из двенадцати цифр. Без этого номера клиентов не подпускают к регистрации и называют нелегалами. Их сотни тысяч, они есть в королевстве и их как бы и нет. Раз лет в десять их амнистируют. О чём же это я? Ах да, регистрация. Первые шесть цифр королевского национального номера – это перевёрнутая дата рождения. Если какой-нибудь новоприбывший не знает дату своего рождения, ему её определяют на первое января, год он себе выбирает сам, почесав в паху.
Рядом со мной на вышеупомянутом душегубском собрании сидит, нога за ногу, в свитере и обтягивающем чёрном трико, моя ровесница – Изольда. Постукивает от нетерпения полусапожком по ножке стола, барабанит приклеенными ноготками по столу. Характер трудный, неуживчивый, каблуки – высокие и острые, головка змеиная. Под одним глазом у неё сегодня фиолетово-чёрный синяк. Говорит, собака мордой в глаз толкнула. Слышу звук её гундосого, неразжёванного крестьянского диалекта. Её клиент Осман Мохамед Юсуф заявляет, что родился в 1460 году по исламскому календарю… Серьга под нижней губой Изольды шевелится, ротик у неё маленький, глазки стреляют из-под прилизанной чёлки, мозги зажатые, куцые.