Я не знал, где взять силы, как жить дальше?! И зачем… Я снова и снова спрашивал, но не находил ответа. И снова, вслед за острым, жгучим отчаянием, наваливалась тяжелая тоска…
Рядом я услышал чьи-то шаги. Где-то далеко-далеко в мозгу промелькнула мысль, что Рогволд вроде бы ушёл, и это, значит, кто-то другой. Но это меня не интересовало. Я чувствовал, что становится тяжело дышать. Хотелось плакать, но просто не было сил. Меня опять охватило отчаяние. В этот момент я смог поднять голову, открыл глаза, и увидел – передо мной стоит Громобой.
– Зачем? Зачем я здесь? Как это случилось? Почему? – говорить было тяжело, но молчать – совсем невыносимо, и я снова и снова отчаянно повторял свои вопросы, даже не стремясь получить ответ.
Неожиданно Громобой сам спросил у меня с какой-то надеждой:
– Ты ведь… ты не отсюда, верно?
– Что?! – с недоумением переспросил я.
– Ты ведь знаешь, как может быть по-другому? Германия проиграла войну в 45-ом?
– Да, да, конечно!
– У вас, в СССР – коммунизм, мир во всём мире, строятся космические колонии на Луне и Марсе…
– Нет, – прервал я его. – У нас больше не Советский Союз.
– Что?! – переспросил Громобой. – А впрочем, не важно. Главное – вам удалось победить.
– Да, – кивнул я.
– Хорошо. Мы уничтожим нацизм, – твёрдо объявил Громобой. – Народы всей земли обретут свободу. Ты научишь нас, как это сделать, кто бы, и откуда ты ни был.
– Ещё можно… ещё можно что-то сделать? – с трудом спросил я.– Но как… как это случилось? Кто вы? Я должен знать.
– Ты прав! Мы постараемся объяснить всё, что сможем. Но мы тоже практически ничего не знаем про тебя.
Я кивнул.
– Вставай! – Громобой протянул руку. – Нам надо идти. Все ждут тебя!
Я ухватился за его руку, и он, почти без усилий поднял меня на ноги. Затем мы, вновь карабкаясь по завалам мусора, добрались до стальных дверей, за которыми начинался наш собственный уютный склеп. Дождавшись, пока Громобой столь-же тщательно запрёт за нами все замки, я медленно, почти не различая дороги, побрёл вслед за его широкой спиной по полутёмному коридору, ведущему к той самой комнате, в которой я, так некстати, впервые очнулся. Рогволд и Мирослав уже сидели на своих креслах, и я тоже занял свое место, и снова прикрыл глаза. Я ощущал себя разбитым и измученным, от пережитого потрясения. Не хотелось ни думать, ни говорить. Словно по уговору, все трое, похоже, не решаясь тревожить меня, тоже молчали, застыв в терпеливом ожидании.
– Еще можно что-то изменить? – наконец тихо спросил