Кураж.
Жаль, что ты
Не просто блажь.
Наши
Взгляды,
Мы вдруг
Рядом.
С болью
Разбиваю этажи.
Почему всё так,
Скажи!
Говорим одно —
И нельзя!
Прошептать «Люблю…»
Лишь кричат глаза.
Обреченный вечер —
Ты уйдешь.
Я дарю другому
Страсть и ложь.
Сегодня в мороке снов мы были вместе. Я помню лишь общее ощущение и Влада как набросок, как вдохновенный эскиз. Просыпаться в пустоту дней чудовищно. Час лежать, пытаясь примирить себя с данностью, уравновесить свой горький мир и реальность за окном.
Мне уже неинтересно, где он и с кем. Мое подсознание медленно блокирует отсеки: его работа, наши личные несостыковки, танцы… Иначе я просто умру от горя и боли. За эти месяцы общения с ним я «вросла», насколько это было возможно, в его жизненное пространство. И сейчас вырываю себя «из Влада», как траву из земли. Это очень больно. Цветов наросло – тысячи, и корни их глубоко…
Меня словно лишили наркотика, который я вкалывала почти полгода. Я подсела на него и сейчас умираю. Он – наркотик, и сейчас нет ничего, сравнимого с ним по силе воздействия. Мне плохо, больно, пусто. И так будет ни день, ни два – я не знаю, когда переболею им. И возможно ли это? Как там у Полозковой? Любовь – выкидыш?
Вот и Влад – мой выкидыш, порвавший моё нутро, обжегший душу, не могущий забыться мёртвый эмбрион…
Я в немом океане нашей непонятной нелюбви. Я чего-то жду, хоть какого-нибудь знака. Сигнала, движенья. Я молча погружаюсь, и уже за тысячи километров от земной тверди. Океан моего одиночества и твоего молчания.
Странно сознавать, что мы друг другу НИКТО. Мы в мёртвой зоне безразличия. Вчера уснула почти в полночь. Сон плотно запеленал меня, как мумию. А под утро мне приснился мой давно умерший друг. Сон был смутным, мутным, как первые кадры «Необратимости».
Я словно в подземелье, кругом – тени, трубы. Я иду и вижу силуэт Паши. Он словно DJ, в наушниках, шапочке. Мы узнаем друг друга. Хотя лицо его стушевано полумраком, глаз я вообще не вижу. И он повел меня подвальными лабиринтами. Двигался легко, быстро, а мне всё незнакомо, я иду осторожно.
И вот, вильнув за угол в очередной раз, вижу трещину в земле. Паша останавливается. Я переступаю её и просыпаюсь. А за окном – голый октябрь, по утрам -5, на душе – осенняя рапсодия.
Я чувствую, как падаю в глубину. Всё глубже. Всё массивней толща океана надо мной. И я скольжу, скольжу вниз. Уже ни с кем и ни для кого – астральное тело в глубине, в глыбе зелёно-бирюзовой темноты. И я знаю, кто в этом виноват…
«Ни тот, ни этот – имена запретны… На улицах Вероны – ночь слепая». Как глубоко он копнул, как необратимо задел… В общем, пятница шарахнула на все 220…
«Прямо в глаза бросалось, что ему плевать на всё