А Царю подавайте печь и кровать?
– Так не пойдет! – решили всем стадом.
– От такого Царя избавиться б надо!
Импичмент! И свергнуть беспрекословно!
Нынче ведь жечь революции модно.
Решились! Собрали народное вече.
Явкой высокой сбор был обеспечен.
Пришли. Все молчат. Слово взял Волк:
– Че делать с ним будем?
И смолк.
Посыпались версии слева и справа,
Кто – за войну, кто – за отраву.
– Да будьте ж, людьми, хоть вы и не люди,
– Мы звери, давайте зверями и будем.
А зверь, как мы знаем, дикий народ
Решили Царя утром на эшафот.
Долго судачили: как приведут?
Смогут ли? Смогут. Найдут ли? Найдут.
Утро. Над лесом проснулось светило.
Лесного Царя шумом вдруг разбудило:
– Выходи же, ворюга! Глаза покажи,
Перед народом слово держи!
Чего это вдруг коттедж нужен стал?
Ты, что, заболел? Или просто устал?
– Так от конторы ниче ж не осталось, —
Царь начал давить на народную жалость.
– А ничего, что скоро зима?
И нам бы самим пополнять закрома,
А не в казну деньжата нести!
– Хорошо! Понижаю до десяти!
Часть толпы от счастья чуть обомлела
Но для приличия уйти не посмело.
– Хоть десять, хоть пять! Хоть пару монет!
Ни того, ни другого давно уже нет.
– Обещаю: что после окончания стройки
В округе лесной проведу «перестройку».
Устроим «хрущёвскую оттепель», люди
И демократию чествовать будем.
На Рождество, чтоб жилось веселей
Я каждому выдам по пять тыщ рублей.
Будем строить в кредит новые норы,
В судАх разрешать все сложные споры.
А вообще, создадим-ка один документ,
Чтоб не Царь теперь был, а Президент.
И выберем вместе Президента зверей
(Но помните все про пять тыщ рублей).
Толпа осчастливилась! Надо же, диво!
Все так идеально и, вроде, красиво!
– Ладно. Живи. Проверим попозже!
Не получится? Что ж, храни тебя, Боже!
Все звери отныне (а точней, с сентября)
Каждый месяц сдают по четыре рубля,
Царь жив, его свита тоже здорова.
Что значит сила лестного слова.
Аккорды
Мои последние в твой адрес сыграны аккорды,
И в твою честь написаны последние стихи,
Нет, ты не думай, я совсем не гордый,
Да и твои духи не так плохи.
Мне не забыть твоих нечастых писем,
Запавших в душу еще в самый первый раз,
Элементарно всё – я безнадежно стал зависим
От нежных рук твоих, бездонных синих глаз.
И не могу понять, когда вдруг надломилось?
Казалось бы, как есть – любовь до гроба.
Исчезло так же резко, как родилось,
Кто