Но тогда я верил, я бросал, страдал от невысказанности, от нереализации творческой энергии. Помню, мне лет чуть больше 20 было, и к нам приезжал один Вологодский писатель, он вроде как глава там в Вологде их писателей, как-то так. Он «контекстно» «посоветовал» не писать. Я внял совету, несколько лет не писал. Потом он как-то приехал много лет спустя, «привез» поэта с презентации сборника стихов. Кстати, стихи были дрянь, но суть не в том. Я увидел насколько этот писатель имеет черную душонку, скрываемую за лукавой улыбочкой. С преамбулой «Не сочтите меня националистом» он начал речь откровенно фашистского толка о «нерусских» нациях в России. Мне бы тогда взять и демонстративно выйти, нет же я тогда был очень толерантен. А вот сейчас сижу и думаю: друзья, а нужно ли быть терпимым ко всякой сволочи? Как думаете? Ну ладно, Господь с ним, не мне судить. Кстати, и духовная стезя моя пролегла через боль: мои искания Бога были с раннего детства, я всегда жаждал познания чувственного. И углубившись я … почувствовал дикую боль разочарования в самом себе, я понимать вдруг стал несовершенство свое и, более того, недосягаемость совершенства.
Я узрел, как не возможно быть негрешным, как нельзя не грешить в пути по жизни. И признаюсь на долгие годы отходил от религии, затем только спустя много лет вернулся смиряя душу и приняв свою нерадивость и несовершенство. Зачем я всё это пишу? Этой ночью я вдруг вспомнил, что когда-то у меня был дар. В детстве и юности, нет не терпел боль, а именно умел чувствовать ее принимая. Попробую донести сейчас как это. В детстве, даже взрослые удивлялись этому, очередной раз разшибшись, я не плакал, а… именно осознанно чувствовал боль. Я сейчас могу сказать «осознанно» или как-то анализировать, тогда же это было бессловесно. Если бы были слова, то наверное выглядело так: я чувствую боль, я понимаю что ее чувствую, я могу разрешить себе чувствовать, не борясь, не предпринимая усилий терпеть. Знаете, она словно становилась как бы предметом, прилепленным к телу. Вовсе не терпел ее, просто разрешал ей быть. До конца не объяснить это к сожалению. С духовной болью было похуже, с ней меньше получалось так, и череда разочарований порой выбивала меня, но навык чувствования физической боли, и здесь помогал. Особенно в детстве. Я умел как-то отстраниться от обиды, отстраниться от унижения себя как личности, коих тогда было много, даже от взрослых и пожилых людей, и тех, кому я смел довериться, например педагогов.
Я сейчас честен перед совестью, и лукавить нет мне смысла. Я не встречал учителей в жизни очень долго, вплоть до 30 лет, педагогов же было много… безумно много… Зачем я это всё пишу? Спрашиваю вновь себя. Этот год – задумался я ночью – очень нелегким выпал для меня, я не скажу, что в нем было больше боли, чем в иные года… нет, но я стал как-то нетерпим к боли, как бы утратил свой дар. Знаете,