Нравоучительным тоном директриса, объяснила Анне, насколько важно не вмешиваться во взаимоотношения сверстников.
– Пусть разбираются сами! – стучала она шариковой ручкой по желтому, ещё советскому лакированному столу. – Анна, если ты будешь защищать дочку в этом возрасте – никогда она не станет полноценной личностью!
– Не защищать одиннадцатилетнего ребёнка? – Встав так резко, что стул на железных ножках опрокинулся, Анна прихватила с пола пакет с продуктами и, входя из кабинетика сельской школы, обернулась: – Ты чего боишься в жизни? Нищеты, одиночества или травмы?
Секунд пять подумав, директриса тоже встала из-за стола.
– Ты мне угрожаешь? Ты, – директриса чуть не сплюнула в сторону, показывая презрение. – Заведующая деревенской почтой, размером с почтовую открытку? Чего я боюсь? Да ничего кроме, как состариться в одиночестве, как ты!
– Я ещё не старая, – крикнула Анна, прежде, чем захлопнула за собой кабинетную дверь.
В тот же день Анна, прихватив зарёванную, с синяком под глазом и обстриженными местами волосами Ниночку, пришла к свекрови в деревню Бабино за помощью.
За травяным чаем с принесёнными кексами и вареньем, бабуля внимательно слушала невестку и гладила по голове внучку, отчего у Нины разболелась голова.
– Лады, Аня. Веди Нинку домой, укладывай спать, а я сейчас позвоню участковому Гришке… и остальным.
Провожая на крыльцо Анну и Нину, она неожиданно дала болезненный подзатыльник внучке.
– Не бойся никого, кроме дураков и бейся до последнего, иначе я перестану тебя любить.
Это было в пятницу, после уроков.
А рано утром в понедельник, директриса стучалась в окно дома Анны.
– Анна! Анна! Извините, не знаю вашего отчества! Анна, выйдите, пожалуйста!
Зевая и поправляя плащ на ночнушке, Анна вышла на крыльцо. Директриса стояла в платье с длинными рукавами и с платком на голове, завязанном по-деревенски.
– Анна, пусть ваша девочка приходит в школу и не боится. Я провела воспитательную работу с детьми и её больше не будут обижать.
– Понятно, – снова зевнула Анна. – Это с тобой провели воспитательную работу. А чего лицо прячешь? Сыпь у тебя или пятна?
– Пятна, – призналась директриса. – По лицу, по рукам и по груди. Не знаю, чем мазать.
– Свекровкина работа. Ничем не мажь, само пройдёт, я тебя простила.
Анна ушла в дом, а директриса побрела в школу. Новенькая в Кашникове, она до пятницы не знала, кто такая бабушка Нины, Полина Анатольевна. А её считали ведьмачкой. Пятна прошли через день.
Сын участкового, Серёжка, просил прощение за подножки, которые ставил Ниночке.