Люблю, любви не требуя.
Колосья запеченные
На полуночном пламени,
Как будто в память вплавлены
Обугленностью черною.
И яблоки рисковые,
Хоть кислые, но сладкие.
И эти ночи славные
В объятиях раскованных.
И вдруг всплеснет под берегом,
И вскрикнет где-то в острове,
И лодку черным остовом
Над облаками белыми
Качнет совсем непрошено.
А ей дано как будто бы
Увидеть сон о будущем,
Где грусть живет по прошлому.
* * *
Рождаюсь – я чувствую это,
Рождаюсь в мучительных схватках:
Как зверь изменяет повадкам,
Так я изменяю заветам.
Заветы и снова заветы,
А это лишь страх поколений,
Лишь опыт кровавой планеты,
Такой голубой из вселенной.
А это лишь генов удушье,
А это лишь генов презренье:
Кому-то от умности душно,
Кому-то и глупость прозренье.
И воспоминаний за далью
О жизни, что "жить надо умно",
Я чувствую где-то – рождаюсь,
Но чтобы понять, что я умер.
Из цикла "P.S." Конец 80-х.
* * *
Фонари высвечивали снег,
Лепестками яблони летящий.
Или это падал пух лебяжий,
Или нежный твой искрился смех.
Нам дарила свадебная ночь
Волшебство очерченного круга,
Смех, любовь, дыхание друг друга
И созвездий роковых венок.
Нам давала ночь, как будто в долг,
Счастья мимолётного виденье.
И пускай за кругом царство тени
Правит новый вечности виток.
Пусть наш вечер – суета сует,
Иллюзорность, вздох без продолженья,
Жизни утверждающей служенье…
Мы в кругу, где снег, и смех, и свет.
* * *
Растоптанный росток
расстроил до безумья.
Растраченная жизнь
восстала из глубин,
Засыпав пеплом лет
коварно, как Везувий,
Все, что могло бы жить,
чему дано любить.
А где-то ввечеру,
в беспамятстве глубоком,
Красивейший закат
мне душу обагрит.
И станет город вдруг
пристанищем убогим,
Тюрьмой моей души
сквозь красный свет зари.
Но выдавит зарю
мерцающее небо.
И философий жгут
религию совьет,
Где жаркие пески
и тут же пахнет снегом,
Где логика – абсурд,
где смерть всегда зовет.
Растоптанный росток
пригрезился