– Светозар, дорогой, ты позволишь нам забрать с собой это?
– Да, яко рече Руслан, – старец посмотрел на русича.
– Да буде так, – кивнул тот, и сундуки вновь были закрыты на запоры.
Через три часа, когда вся поклажа, с помощью пеньковых верёвок была поднята на поверхность, доставлена к реке и под присмотром Руслана погружена на ладью, Лайсман привёл к ладье и старца. Ему с трудом удалось уговорить того идти с ними на Волоконку, чтобы оттуда лететь вместе с этой библиотекой в Волжский, потому что он понимал, что без этого отшельника расшифровать содержимое сундуков будет очень непросто. Как только судно отчалило от берега, сержант связался по рации с Донецком и Волжским, чтобы Лайсман заказал на следующий день вертолёт к Волоконке. Через два дня 24 апреля, когда солнце перевалило за полдень АН-2, вылетевший утром из Донецка приземлился на аэродроме Волжского. Сундуки с сокровищами погрузили в ожидавший их ГАЗ-66, Руслан сел в кабину грузовика, а Лайсман со Светозаром сели в министерскую волгу, и обе машины двинулись в город, где их уже ждала Гринёва, подготовившая отдельную каморку в подвале центральной библиотеки для столь ценного груза. Ключ от стальной двери этого спецхрана, после того, как туда перекочевали все сундуки, был отдан Руслану. Затем Лайсман отвёз в гостиницу старца, доверив Руслану же обустроить того и ознакомить, сколько возможно, с городом, а сам отправился, наконец, к государю.
Доложив Ярославцеву об итогах переговоров с князем Олегом, Лайсман перешёл к главному для себя вопросу:
– И ещё, Андрей Андреевич, у меня к вам личная просьба, – министр иностранных дел положил на стол Ярославцеву лист бумаги с заявлением об отставке.
Он впервые подумал об этом ещё зимой, когда ребята из службы внешней разведки нашли в новгородском монастыре и переправили в Волжский греческий перевод «Велесовой книги». Там было описание тех самых дощечек «Изенбека», с которых и был сделан перевод на греческий. Правда, самих дощечек не было, их отправили в Константинополь. Потом были найдены несколько списков «Слова о полку Игореве», «Житие Андрея Боголюбского», «Сказание о славном князе Гостомысле»… Вскоре художественных описаний дел давно минувших, как и хронологических описаний событий, ранее неизвестных России, перевалило за три десятка. Лайсмана подмывало заняться изучением этого материала, но служба министра не оставляла для этого времени. Клад Светозара был последней каплей переполнившей чашу его терпения. Больше он не мог существовать в отрыве от своего любимого занятия – изучения истории. Ещё в самолёте он написал это заявление.
– Да в чём же дело? Что Вас не устраивает? – удивился Ярославцев.
– Да всё устраивает, Андрей Андреевич, только я больше не в силах… Понимаете, я историк, вы же знаете – кандидатскую готовил