– Я просто волнуюсь. Из-за этого все сбилось, и вообще, мы за сутки оказались из лета в зиме. Нет времени ходить к врачу… – в дверь постучали. Она крикнула:
– Я готова, иду… – в голове пронесся далекий, холодный голос:
– Те, кто живы, мертвы. Искупление еще не свершилось, Марта… – она нахмурилась:
– В Берлине так было, когда мама меня там оставила. Все из-за моего беспокойства… – она распахнула дверь:
– Костюм, пальто, помада, духи, и можно выезжать… – Питер, добродушно, отозвался:
– Тогда я пока сварю тебе кофе, как ты любишь. Пробок нет, мы быстро доберемся до аэропорта… – через два часа в Буэнос-Айресе приземлялся самолет полковника Горовица.
Невысокий, легкий мужчина, в американских джинсах и подбитой овчиной, замшевой куртке, путешествовал почти без багажа. В самолете, следующем из Мехико в Буэнос-Айрес, с посадкой в Бразилии, он отдал стюарду первого класса кожаный саквояж, итальянской работы. Пассажир попросил повесить за портьерами, скрывающими полки, его куртку. Вещь была явно новой. Приняв от стюарда стакан с маргаритой, мужчина улыбнулся:
– На юге сейчас зима. Надо, как следует, экипироваться для охоты… – Мехико тонул в сорокаградусной, липкой жаре.
У мужчины был гнусавый, бруклинский акцент, и спокойные, серо-синие глаза, скрытые простыми очками. На каштановых висках поблескивала седина. В самолет он явился в летней рубашке. После завтрака, за час до посадки в Буэнос-Айресе, мужчина надел кашемировый свитер, замотав вокруг шеи шарф.
Попутчику, мексиканскому дельцу, он объяснил, что едет кататься на лыжах, в Анды. Пассажир говорил на хорошем испанском языке:
– Я вырос в Бруклине, – заметил он, – по соседству жило много пуэрториканцев. Я веду дела с Южной Америкой. У меня много знакомств, в тех краях… – в Мексике Меир не рисковал разыгрывать из себя сеньора Герреру:
– У меня слышен акцент, – хмыкнул он, – собеседники могут насторожиться. Швейцарцам было все равно, они не разбираются в испанском языке… – во внутреннем кармане саквояжа Меира лежал его подлинный, американский паспорт, выданный во время войны. Он смотрел на собственную фотографию:
– Я тогда вернулся из Арктики, получил новые документы. Ирена и папа еще были живы, моя страна мне еще доверяла… – Меир, устало, закрыл глаза. У мистера Фельдблюма, кроме удостоверения беженца, никаких бумаг не водилось:
– В его обличье я могу только в Бруклине сидеть, – усмехнулся Меир, – мне даже машины напрокат не взять… – отправляясь с кузеном Теодором на Аляску, он брал автомобиль на паспорт мистера Герреры. Меир мог бы вылететь напрямую из Нью-Йорка, пользуясь теми же документами, но полковник Горовиц доверял своему предчувствию:
– Оно мне говорит, что не стоит больше светить сеньора Герреру ни в прокатной конторе, ни на паспортном контроле… – ключи от взятого в аренду форда он получил