В неторопливых разговорах, из которых Лёньке стало понятно, что в его скудной биографии не всё так просто, как представлялось раньше, прошла неделя. Мать тщательно избегала щекотливой темы отцовства и материнства, переводила речь на другое. Лёньке не хотелось расстраивать и обижать её своими подозрениями, на том молчаливо сошлись.
«Не всё ли равно теперь?.. Нет, далеко не всё равно! Эта!.. Эта бесстыжая купчиха без сожаления бросила сына: маленького, хорошего, ни в чём неповинного, беззащитного!… Теперь объявилась и подавай ей сыновней любви, да побольше… Ну, нет „мамаша“, не выйдет… Теперь я тебя бросаю, плюю на тебя! Ты навеки в сёстры записана, навсегда… Цыганское отродье!… Сколько, однако, кровей в моих жилах намешано, расскажи кому, не поверят…»
На деревню Лёнька выходил мало, всё больше по хозяйству возился: подправил крыльцо, починил забор, залатал прохудившуюся в двух местах крышу. Мать ходила праздничная, гордо посматривала на редких селян, бредущих мимо. В лавке, озабоченно набирала разных консервов, конфет, печенья, кося взглядом на окружающих, видят ли какая она ноне богачка: «Лёнька-то при деньгах приехал, шерстяную шаль привёз. Даром, что молодой, да с дипломом и хозяйственный, непьющий.» Ночью, потаённо всплакнёт баба от счастья и предстоящей разлуки.
«Щедро проводы справила, пригласила своих баб с фермы, да сродственников деревенских, да Миньку безногого – гармонистом. Тот ладно играл, покуда не напился. Стащил, прохвост, пол-литра и потягиват из горлышка, вроде квас от изжоги. Никому дела нет, своим заняты, угощаются. Под вечер глянь, а Минька лыка не вяжет, глаза осоловели, пальцы колом. Отнесли домой вместе с гармошкой, от греха подальше, неровён час, кому другому спьяну захочется сыграть, разорвут меха, отвечай потом. Славно, одначе, посидели, даже потопотать успели под Минькину двухрядку. Опосля всё песни орали,… душевные…»
Глава 8
«Лирический марш»
Тяжела ноша солдатская. В порыве искреннего служебного рвения Леонид рьяно изучал Устав, маршировал, подтягивался, бегал кросс, мыл, драил, охранял… Стоп! Охрана внесла некоторую корректировку в идеалистические взгляды советского воина. Придётся пристальней рассмотреть судьбоносный прецедент, случившийся при несении сторожевой службы. Даже не караульной, доступной только бойцам, принявшим присягу, а именно второстепенной, сторожевой.
Заступил рядовой Вокуев на охрану продовольственных складов. «Калашников» пустым рожком по спине ботает, на ремне штык-нож висит. Время позднее, в казармах отбой, за забором город металлургов, день доживает, тихо вокруг, но постовой Вокуев зорко бдит. Не беда, что патронов нет, если понадобится, солдат штыком защитит армейское добро. «Может, за это медаль дадут?..