Но вот проснулся с ощущением, что я – говно. Мало того что я этого Ивана с лестницы не спустил, и водку его пил, и едой его своей кормил… Это ладно еще. Но так получается, что я с ним жену свою обсуждал, всякие ее качества, мы даже про секс вроде говорили, но это я не уверен до конца.
С чужим мужиком обсуждал свою жену! Такая мерзость внутри… Сначала думал: похмелье просто, пройдет.
Не проходит. Такие дела.
– А Земфира сейчас где живет?
– У него, конечно. Мы с ней видимся, с дочкой тоже. Нормально.
Ивана этого только вот видеть не могу.
Напоминает он про мою мерзость.
Я уж себя и так уговариваю, и эдак. Не уговаривается ни черта! Такие дела.
И вот мой вопрос: «Как перестать ощущать себя тварью?»
Ну не могу я так жить!
И еще: как вы думаете, когда я уже наконец перестану ждать, что Земфира вернется? Понимаю, что не вернется. А если даже и вернется, то я, может, ее и не прощу. Вот. А жду все равно. С этим вот можно что-то сделать?
Любовь, конечно, надо придумать. Поначалу это обязательно. Потому что ты же ждешь идеальную, а идеальной нет. И чего? Надо придумывать.
Любовь – это (например) такая прекрасная, невероятно красивая статуя. Но изо льда. А отношения – это солнце: дают тепло, но статуя тает. И вот так она тает, тает…
Сколько там останется от твоих фантазий? Если хоть что-то не растает – скажи спасибо.
А ведь еще недавно казалось: такая прекрасная, такая необыкновенная, такая твоя. Статуя. Глядь: лужица под ногами плещется, и вся любовь.
Катя была немыслимо красива. Настолько, что к ней страшно было прикасаться. Просто невозможно было поверить, что к этой женщине можно вот так просто взять и прикоснуться.
Она была недоступна, и от того особенно маняща.
У нее были длинные черные волосы, длинные ровные ноги; большая грудь, огромные глаза и высокий лоб.
Это описание ничего не объясняет, потому что невозможно описать, что это такое – невероятная женщина. Нет слов для объяснения.
Невероятная – это которой не может быть. А есть.
Я прекрасно понимал, что у меня нет шансов. Но это не имело никакого значения.
Если мужчина не замечал Катю, это могло значить либо то, что он влюблен в кого-нибудь другого, либо то, что он – голубой. Я зализывал раны после Ольги, считая себя неисправимо одиноким. И голубым тоже не был.
Я встретил Катю на дне рождения у кого-то там. Потом мы все ходили большой компанией по городу, орали что-то громкое, хоть таким образом реализуя юношескую потребность быть услышанными.
Я все время поглядывал на Катю, как бы небрежно и как бы случайно. При этом я вопил всех громче, стараясь выглядеть развязным и высокомерным.
Юноше чего хочется? Выглядеть взрослым, хотя, казалось бы, куда спешить? А взрослый – это какой? Понятно какой: развязный и высокомерный.
Я пытался шутить. Все смеялись. Это взбадривало меня. И я снова