На меня в обиде цапля,
Вернула мне портрет
И сказала, что ни капли
Сходства с цаплей в снимке нет.
Обижаться не годится,
Ведь цапля – не Жар-птица,
А звери дружно подтвердят,
Что я не виноват.
– Андрюша! Я с тобой…
– Ты зачем за съемку бралась?
– Затем что картину можно сделать из любого! Сложная модель – это вызов. У меня был свободный день. Так зачем было отказывать человеку по причине трусости или грубости?
– Ну, и нормальные фотки. Не понимаю, в чем здесь вообще проблема и, значит, проблемы здесь нет.
– Проблема есть в том, что я – фотограф, а не пластический хирург.
– Верни ей деньги.
– Чтоб назавтра половина города узнала, что есть вариант эксплуатировать Яну Файтман бесплатно? У меня – не благотворительный фонд.
– Аргументы?
– В смысле?
– Что говорит заказчик? В чем претензия?
– Говорит: «Мне вас так хвалили. Я ожидала большего. Здесь совершенно нечего выкладывать в интернет». Из восьми постановок. Нечего! Пятьдесят кадров! Ей не деньги нужны были, а нервотрепка, потому что, скорей всего, Сатурн вошел в созвездие вурдалака. Ох, она мне крови попортила! Так взбесила, как заказ принимала! И вот я пришла домой вся злющая и делюсь злостью с тобой. Как тебе?
– Сущая подлость и недальновидность. Яна Станиславна, поберегите нервы собственному мужу. Имейте совесть.
– Андрей Александрович, если вы страдаете нервами, так этот пункт надо было включать в брачный контракт, – намеренно гнусавым, монолитным голосом произнесла Яна и Андрей Нужный преподнес ей миролюбивую улыбку. Тогда Яна настроилась на деловой тон. – Что на вечер? Кухня готова принять заказ.
– Нусь, ничего не хочу. Отдай мой ужин своим врагам. – Женщина криво усмехнулась, потупилась, плюхнулась на соседнее кресло. – Что такое?
– Рюшик, у меня заканчивается подруга, а я не могу решиться на окончательный разрыв.
– Лена? Пескарева?
– Угу.
– Понятно. Мои уши – к твоим услугам.
– Я не знаю, что сказать. Я не знаю, как так получилось. У нас были прекрасные отношения. За пять лет – ни единой ссоры. Но где-то с полгода тому назад что-то начало ломаться и разлаживаться с моей стороны. Скорей всего, это началось тогда, когда не стало Алины. Алина была лучшей, и на меньшее я не согласна. Вслед за тем, как Аля ушла из жизни, я выпроводила из своей жизни трех женщин, а Ленку оставила. В принципе, Лена – хорошая, но… Она изменилась, и в том облике, в котором она предстала передо мной на сегодняшний день, она меня не устраивает, отталкивает даже. Я хочу уйти и от нее, и не знаю, как это сделать. Я не хочу объяснений и сердечных ран. Мне не по себе, потому что придется совершить предательство, и я оттягиваю момент истины. Я наврала, что у меня депрессия и потому я не хочу ни с кем общаться. Сначала бурчала, рычала, теперь вот замолчала и не беру трубку. Она звонит раз в месяц, а я смотрю на телефон и поражаюсь ее верности и наивности. По всей видимости, она очень привязана ко мне. Лене Зайченко было достаточно одного непринятого звонка, чтобы психануть и расплеваться со мною навсегда. Притом что Зайченко вытеснила меня из созданного мною проекта, предала в такой малости!.. А Пескарева ни в чем передо мной не виновата. Она не виновата в том, что она такая, какая есть. Можно ли обвинять человека в слабости?
– При желании – да. Еще и как.
– Нет желания. Я не хочу обвинять. Обвиняют ради наказания. Нет никакой вины. Есть усталость и угрызения совести. Я наврала ей. А какой у меня был выход? Лучше врать, чем хамить. Все-таки у нас были хорошие отношения и она была добра ко мне. Она всегда говорит на прощание: «Люблю, целую», – а я разлюбила ее и мне неудобно принимать ее напрасную любовь. Она ничего мне не дает. Хотя б брала хоть что-то – так нет. Ничего из того,