Семя зла. Конопля. Гасан Санчинский

на разрушение, а не на созидание. Поэтому, надо учиться управлять своими мыслями и стать хозяином своей жизни. Быть не рабом болезненных идей, внушённых в состоянии аффекта или наркотических грёз, где наркотиком может быть не только некое зельё, но и любая секта (религия) несущая в корне своём зло и ненависть, вместо любви и добра, тьму, а не свет, не созидание, а разрушение. Не обвинять других, стараясь изменить их, а поглубже изучить себя, и постараться начать с себя: измени себя – и мир изменится. Но Имран уже не в силах изменить себя, потому и гибель его неизбежна. Не сумев взять над собой вверх, он возненавидел себя и пожелал себе смерти, но… Сатана увидел в нём воина тьмы и протянул ему руку. А всякая любовь начинается с любви к себе, ибо человек не способный любить и уважать себя не сможет полюбить и других. И потому, все слова его о любви к Богу – обман, а в первую очередь он обманывается сам. День ото дня приучаясь к наркотику Имран взращивает в себе зло. А у зла нет ни своих, ни родных – ему все равны, как и Сатане, Властителю Зла. Анаша заменила ему всё и стала Истиной – для него…

Гасан Санчинский

      «Для злотворящих истинно, мучительная кара»

Коран, 14:22

      Имран курит, сладостно втягивая в себя дым анаши, по-кошачьи жмурясь и ощущая блаженную легкость, почти невесомость, проникающую в каждую клеточку обмякшего тела. И вот он уже растворяется в окружающем мире, сливаясь с ним в одно нерасторжимое и всемогущее целое. Возбужденный мозг рисует странные фантастические картины, которые заставляют беспричинно смеяться, сначала легко, по-детски, затем все громче и громче. Этот истеричный смех временами напоминает безудержный сатанинский лай. Он овладевает Имраном полностью: валит с ног, и он, словно мяч, катается по земле.

      Вначале Имран ещё прятался от родных, покуривая анашу или в дальнем углу двора, или в подвале, но со временем, осмелев, стал курить в комнате, со свистящим шипением втягивая в себя ядовитый дым: «Господи! – не раз причитала мать. – Родной, ты… ты не узнаешь меня: я же мать твоя… твоя мама, – но до сына не доходили её слова». Такое поведение Имрана мать скрыла от семьи, не придавая ему большого значения. Она думала: «Ну, побаловался сынок, посмеялся вволю, отвел душу, с кем не бывает. Наверное, возраст такой…» Но Имран, к сожалению, уже почти жил в мире грёз, постепенно забывая о реальности. И с каждым днём он всё больше и больше путался в этих мирах, что порой они, эти миры, сливались в один, где он мог позволять себе всё, взяв на себя презумпцию как Бога, так и Сатаны.

      Со временем Имран стал осторожнее. Когда же ему становилось невмоготу, и мозг его с новой силой требовал наркотических грез, он уходил в горы. Спозаранку он брал отцовское ружье и, захватив в дорогу хлеб с сыром, отправлялся будто бы на охоту, обещая подстрелить зайца (иногда это ему удавалось). Он поднимался в гору, уже не ощущая в теле былой легкости, с которой когда-то стремительно взбирался по горной тропе. Это было не так недавно, а кажется, прошло уже много-много лет. Ещё когда