Кондас. Света Нахимберг

парень! Она баба гордая, а обидел ты её сильно. Что же ты её в таком положении оставил дома одну. Придётся тебе уезжать из деревни, чтобы ещё больше не расстраивать, но сердце её ты не растопишь! Переночуй, а утром пойди в Клепики, там тебе работа найдётся: деревенька маленькая, но поможешь, чем сможешь, а сюда не возвращайся, мой тебе совет!» Иосиф лёг на половичках рядом с печкой, очень он промёрз и устал, да и переживал за свой поступок: теперь ребёнок будет расти без отца – это его больше всего огорчало и жгло сердце. Он уснул, сам не понял когда и как. Рано утром его разбудил сторож, Иосиф умылся, сторож угостил его варёной картошкой – она была полита льняным маслом, никогда вкуснее такой картошки Иосиф не едал. Собрался быстро, вещей особых не было, всё в маленьком чемоданчике, расспросил у сторожа дорогу в Клепики, поблагодарил его и отправился в новую Жизнь. Прошло более сорока лет, состарился Иосиф, бабушкой троих внуков была Афанасия, он узнал у Ощепковских жителей адрес и город, где жила Афанасия. Добрался издалека до дома, где жила с семьёй его жена. Постоял у дверей двухэтажного дома, подошел к балкону. В то время Пелагея жила у Афанасии (свои были проблемы), она выглянула с балкона и узнала в этом дряхлом старике с большой седой бородой Иосифа. Она перекрестилась, ещё присмотрелась к нему и пошла к сестрёнке: «Сестра! Погляди ка: под балконом на лавке уж ни Иосиф ли сидит?» «Сидит и пусть сидит! Отдохнёт и уйдёт, туда ему и дорога!» Пелагея ещё раз убедилась в твёрдом характере сестры: не захочет, не заставишь!

      После того, как вернулись родители от Пелагеи, спросили об Иосифе, дочь всё без утайки рассказала им. «Как же ты теперь будешь, доченька?» – спросила маменька. «Как жили, так и будем жить, не расстраивайтесь! А простить его не могу: всё в сердце перегорело!» Вдруг она схватилась за живот, присела со слезами на глазах: вот они эти горькие слёзы только сейчас излились. А маменька поняла, что пора идти за повитухой, отослала Семёна за ней, а сама приготовила чистые полотняные полотенца, поставила на печь кипятиться корчаги с водой. Семён и повитуха пришли быстро: отец так любил и жалел свою дочь, что с Портянки в деревню бежал бегом, по пути зашел к крёстному Афанасии Валентину, у того были розвальни, молодая лошадь. Кум запряг лошадь, Семён поехал за повитухой. Она оказалась дома, быстро собралась и они поехали в розвальнях к Семёну. Дома уже криком кричала Афанасия, вода согрелась, всё было готово к приходу новой жизни. Повитуха помыла руки и Семёна попросила выйти из горницы: «Негоже мужику тут находиться! Если понадобишься – позову!» Афанасия лежала на широкой лавке, слушалась повитуху, та говорила ей, что надо делать, когда дышать, когда замереть и тужиться. Роды оказались скоротечными, хоть и были первыми и, как оказалось впоследствии, последними в жизни Афанасии. Семён из сеней услышал крик ребёнка, перекрестился и приоткрыл дверь. «Внучка у тебя родилась, Семён! Поздравляю! Хорошая,