Не успеваю предложить ему помощь на кухне, как Арсен разворачивается и быстрым шагом уходит от меня в крайнюю слева комнату. Дверь за ним захлопывается, и, похоже, что там, после «Бакулевского», его святая святых – или место, где он собирается от меня прятаться.
Оставшись в одиночестве, без сил приваливаюсь к дверце шкафа. Хочется смеяться и плакать. Давлю истерический смешок, машинально рассматриваю однотонные стены его квартиры, закрытые от меня двери комнат, высокий, идеально выведенный потолок. Чужой дом. Чужой мужчина… Детали интерьера даже не отпечатываются в памяти, когда я иду искать ванную. Толкаю первую по периметру дверь, и тут до меня доходит, что вообще представляет собой эта квартира. Огромный метраж ухоженного и явно дорогого жилья – одна ванная чего стоит. Замерев на пороге, рассматриваю результат чей-то светлой дизайнерской мысли. Хром, стекло, на полу и на стенах серая плитка, которая облицовывает белый круглый матовой потолок со спотами. При этом в ванной находится белое угловое джакузи (мои поздравления Сечину), душевая кабина, стиральная машинка с вертикальной загрузкой и единственный шкаф, о котором упоминал Арсен.
Захлопываю за собой дверь и направляюсь, но не к шкафу, а к умывальнику. Оперевшись ладонями о его пластиковые борта, долго изучаю в зеркале свое лицо. «Так что ты там собиралась делать, соблазнить его? – с иронией спрашиваю у себя я. – Да ты с ума сошла, девочка моя, и все, что тебе сейчас надо, это отмыться от больницы, завалиться в кровать, натянуть на голову одеяло и проспать, как убитая, восемь часов, чтобы очнуться уже в завтрашнем дне, когда ты приедешь в „Бакулевский“ и увидишь Данилу».
«А Сечин?»
«А Сечин пусть делает все, что он хочет».
Спустя пять минут я уже стою в ванной, опираясь ладонью о холодный кафель стены. Закрыв глаза, нежусь от ощущения каскадов теплой воды, стекающих вниз по моей шее, груди, чтобы соединиться в единый поток на животе и бедрах.
– Саш? – вежливый стук в дверь.
– Что? – поднимаю голову и убираю напор воды. Дверь в ванную комнату не заперта, но он все равно не заходит.
– Саш, я тебе постелил. Только подожди, пока я тебе в спальню не принесу кое-что из одежды.
«Можешь не напрягаться», – с ожесточением думаю я и выключаю воду. Насухо вытираюсь и, обмотавшись полотенцем, босиком выхожу в коридор. Покрутив головой, соображаю, какую комнату имел в виду Сечин, когда говорил, что «он мне постелил». Заглядываю в ту единственную, где горит свет. Сразу с порога в глаза бросаются большая двуспальная разобранная кровать с темно-синим постельным бельем, прикроватная тумбочка с лампой, выводящей из-под абажура на стены и кровать теплый оранжевый свет, большой, в шесть секций, застекленный шкаф с книжными полками – и полукруглое кресло, на спинке которого висит зеленый махровый халат. Мужской. Его.
– Саш, я тебе футболку