Странно, сколько лет уже был бог един, и никто вроде о старом и не думал, и вдруг он прорвался сквозь пелену времен и пространств и не давал покоя. А что если он не умер, не исчез, а только затаился в своих чертогах на какой-то срок и следит тайно за всем, что в этом мире происходит.
Даниил оглянулся на монаха, участвовавшего с ним в этой битве, поежился немного. Он не понимал, какие грешные мысли могли приходить на ум его юному князю, да и что удивительного, парень так молчалив, никогда ничего от него не добьешься.
Но захотелось ему, вернувшись к Перуну, жертвы ему принести, поблагодарить за помощь, как предки делали. Но странно, тогда не понимали и не знали тех, кто верил в Христа. Теперь воины не поймут, священники осудят. Но он не должен вносить в их душу смуту, он не может этого себе позволить.
Священник понимал только то, что необходимо веру укрепить, не то не будет ничего хорошего, если юный князь так далек от этого мира. Но тот избавиться от крамольных мыслей никак не мог.
№№№№№№
У городских ворот его встречал Василек, милый, добрый, но такой немужественный парень. Как в таком княжеском роду мог родиться такой, непонятно было. Но любил его Даниил, да и как брата родного не любить было? Даже если он не такой как хотелось бы.
– Да, мы победили, – наконец улыбнулся, глядя на него, Даниил – и всегда побеждать будем.
Но тот смотрел недоверчиво, хотя и пытался это скрыть.
И чтобы избавиться от желания скрыть недоверие и придать ему какую-то значимость, он прибавил тут же:
– А ты об этом напишешь? Знаешь о чем я думал в дороге, пусть ученые монахи пишут свои летописи, а ты напишешь для потомков свою, как видишь это, как понимаешь, как чувствуешь. И дети, и внуки наши пусть читают и сравнивают, им это интересно и забавно будет.
Кажется, Василек несказанно обрадовался этому предложению, и для него вдруг нашлось важное дело. По крайней мере, с того дня он прилежнее стал овладевать грамотой, записывал и пока прятал какие-то свои записи от посторонних глаз.
«У меня будет собственный летописец, и летопись эта будет особенной, – засыпая, думал Даниил.
Слава князя Игоря, оставившего таинственное «Слово» из-за которого даже железному Всеволоду и всем его союзникам потом никакого покоя не была, не давала ему заснуть.
А брат его все увидит своими глазами, запомнит и запишет так, как это было на самом деле. Он должен был признать, что не доверял монаху, как бы ему не хотелось этого. И знать будут люди русские не только битвы и победы, но и то, каким он был настоящим, со всеми радостями и бедами, взлетами и поражениями.
Он не мог объяснить себе, зачем ему это нужно, но в душе