– Стареете, Ольга Карловна, любовников от себя отпихиваете, – сказала она себе, наблюдая за пропадающим вдали последним вагоном, – И почему ко мне всегда притягивает слабаков? Сначала Евгений с комплексом худородности, теперь этот химик. Наверное, один Митя Астафьев мог стать для меня опорой, но я сама прогнала его. Где он теперь?
Она долго шла по краю бровки, вспоминая подробности романа с Митей, не упуская ни одной мелочи. В сердце Ольги царил сумбур, но Левушке Баренбойму в нем уже не было места.
Лева же, оказавшись в вагоне, моментально заснул. Он вычеркнул из жизни прошлое, в том числе и Ольгу. Он забыл о ней, не успев проехать и пяти километров.
Как хорошо получилось: он убежал от полиции, добыл денег на билет, а завтра прибудет в Барановичи. Документ на имя Антона Ивановича Оболенского при нем, а в дальнейшем он уедет за границу.
Неужели сестрица Рашель не ассигнует любимому брату энную сумму? Ему не надо много – на проезд, да на обустройство где-нибудь в Германии или Австрии. Возможно, он воспользуется предложением сделать докторант в Праге. Хотя, какой там докторант – его же ищут!
Он займётся торговлей сахаром, как и Баренбойм-старший, а там… видно будет.
Так Левушка тешил себя надеждами, пока жандармы не схватили его прямо в вагоне, на остановке в городишке Орша.
Глава 41
Июль 1914.
Мало кто в российской глубинке обратил внимание на заметку в газетах об убийстве в Сараево австрийского эрцгерцога Франца-Фердинанда. Наследник престола пал от пули сербского фанатика Гаврилы Принципа, но этот факт не удивил россиян, привыкшим к деяниям своих бомбистов. И в самом деле, у нас то и дело взрывают и убивают то самого государя, то великого князя, то Столыпина. А уж губернаторов, жандармов, начальников, да и просто случайных прохожих – и не сосчитать.
Бороться против подобных явлений крайне сложно: и вешают этих террористов, и в казематы бросают, и в каторгу, а им все неймётся. Это словно раковая опухоль, поразившая Российскую империю, и грозящая прорасти метастазами в благополучной Европе.
А все – свобода, демократия, парламентаризм! А нужны ли все эти категории русскому мужику, привыкшему к неволе? Нужно ли это задавленному рабу, прощающему своему барину розги и разные прихоти – он не слыхал ни о какой демократии – да и зачем она ему? Что он с ней будет делать? Какие решения принимать? Насколько проще, когда за тебя все решает барин, и есть на кого переложить ответственность за собственную жизнь. В России целые поколения прожили в зависимости – они уже разучились за что-либо отвечать.
Дали свободу – прекрасно! А что с нею делать? Самим зарабатывать на хлеб? Но это же намного труднее, чем ошиваться при барине, показывая личную преданность.
Правда, новое поколение уже впитало эти понятия и со свободой обращалось, как с отвязной подружкой. Лишь приоткрылась дверка – и хлынули в столицу и крупные города кухаркины и крестьянские