В десяти шагах от нее стоял мужчина. Ему было не больше сорока. Одетый в голубой плащ, в льняную оливковую рубашку, он был выше Длилы, но ниже Яэль. Он был идеальным. Сильные руки и сильная грудь, сильная шея и волосы: темно-золотистые волосы, заплетенные в косы, сходились в пучке чуть ниже макушки. Его глаза – она не смотрела в них, не пыталась ничего понять. Она просто любовалась ими; любовалась его мягким большим ртом, аккуратным носом, кончик которого чуть закруглялся книзу… Длилу, словно невесомым одеялом, накрыло теплом. Она не могла пошевелиться. Все смотрела и смотрела на него, с каждой секундой проваливаясь в сладкое воздушное небытие.
Он тоже смотрел. Смотрел в ее умные живые глаза, в которых плескалась нерастраченная нежность, на ее молодое изящное тело, на волнистые волосы, убранные за уши, чтобы не мешали, мягко лежавшие на плечах, и также, как у него, украшенную пучком макушку.
Старик молча набрал воды, заткнул бурдюк пробкой. Надо идти, показал он жестом. Красивая пожилая женщина, ее муж и сын пошли дальше по берегу, так не сказав ни слова ни Длиле, ни Яэль. Он удалялся от нее, оглянувшись только раз, и Длила поняла, что не разглядела, какие у него глаза – карие или зеленые.
– Даже не думай, – заныл Яэль, – это был Шимшон. Он – судья Израилев. Он женится сегодня. Он не для тебя.
Длила и не думала…
3
Когда мохар был отдан и стороны договорились, наступило время праздника.
Всякий, кто шел по своим делам узкими улицами Тимнафы, мог видеть громкую, красочную свадебную процессию. Невеста была одета в темно-синее платье, перехваченное на талии шерстяным поясом цвета шафрана. Волосы, заплетенные выше висков в косы и соединенные между собой так, что свободно спускались на шею, были роскошно украшены венком из маков и белоснежных лилий; голову ее охватывало покрывало огненного цвета. Оно спадало позади и по сторонам и вовсе не закрывало лица. На ногах у нее были желтого цвета башмаки, на шее и руках золотые украшения.
Жених был одет в длинную рубашку из тонкого белого льна, расшитую желтыми узорами. К голубому поясу на левом бедре был привешен серебряный кинжал со вставками из красных матовых рубинов. Голову его украшала диадема, передававшаяся от отца к сыну, от сына к внуку, от внука к правнуку. Оба, и жених и невеста, ехали по городу на деревянных носилках, слишком длинных и широких для узких улочек Тимнафы. Они то и дело задевали дома – и жениха, и невесту неуклюже подбрасывало вверх. Впереди шествия несли петуха и курицу – символ того, что семья будет плодовитой. В воздух взлетали горсти сушеных зерен, привлекая под ноги назойливых голубей.
Когда свадьба достигла ворот дома, вышла заминка. Дальше, по обычаю, отец должен был торжественно передать невесту жениху, в дом его родителей. Здесь же выходило, что это жених вступает в дом отца. Гости переглядывались, слышались разговоры:
– Посмотрим, как он выпутается…
Им недолго пришлось гадать, что