Я снова достаю из кармана электронную сигарету.
Делаю пару глубоких затяжек и убирать ее уже как-то не собираюсь.
Надо бы все-таки сходить в тамбур, покурить, пока еще любимое и родное правительство это самое дело вообще окончательно не запретило.
Мудаки, конечно, что тут еще сказать.
– Игорян, – уточняю, – это же у тебя от первого брака?!
– Угу, – кивает. – Парень же не виноват, что у него мама дура.
Я вот даже и теряюсь немного.
Сам вторым браком женат, и у самого – ну точно такая же жизненная история.
Один в один.
– Ну, да, – тяну.
Глебушка хихикает.
– Славкин! – командует. – А что сидим, кого ждем?! Нормальные-то пацаны посидят-посидят, да и выпьют маленько.
.Подняли по третьей.
Молча, разумеется.
Мы с Лариным в одних и тех же войсках служили, у дяди Васи, там про третий тост объяснять никому ничего не надо.
Славян не служил, конечно, но с нами – уже привык.
Выпили.
Закусили чем бог послал.
– Ладно, – поднимаюсь. – Пойду я в тамбур, отравлю организм никотином. Не балуйтесь тут без меня…
Глава 5
.Я вот вообще не понимаю, кстати, как буду ездить в поездах, когда в них запретят курить окончательно.
Даже, вот, подумать боюсь.
И дело тут даже не в том, что «не утерпишь»: эта-то проблема как раз вполне себе даже и решаемая.
Те же электронные сигареты, да и открытое окно в сортире еще пока что никто не отменял.
Но – вот так постоять в тамбуре в одиночестве, слушая стук колес и разглядывая проносящиеся в ночной темноте огоньки грустных северных полустанков, я уже не смогу.
Просто – повода больше не будет.
А жаль.
.Потому как не знаю, как у вас, а у меня – именно вот в такие моменты по-настоящему хорошо думается.
В том числе и о стране, в которой мы все с вами живем.
Нет, правда.
Бесконечность пространств, сумеречное спокойствие лесов, однообразие полустанков или, как сейчас, ночью, тревожная желтизна пристанционных огней под монотонную музыку стука колес и качающийся вагонный пол под ногами – это едва ли не лучший фон для одиночества и понимания, которое только и возможно при одиночестве. Поезда вообще изначально заражены экзистенциализмом, а курящие тамбура тем более: жесткая замкнутость железной коробки, помноженная на проносящуюся за окном бесконечность, способствуют погружению в себя, одновременно тревожа и успокаивая.
Особенно после третьей рюмки, ага.
А после пятой так вообще возникает риск впасть в меланхолию, с переходом, после седьмой-восьмой, в слегка пошловатую сентиментальность. И вам после этого только и остается, что допиться до полного катарсиса.
Шучу-шучу.
Просто в этой жизни хватает вещей, от которых только ирония и спасает.
И – более ничего.
Ибо