Жизнь как приключение, наполненная планами и надеждами, все меньше интересовала Катю – мир представлялся банальным, предсказуемым, прогнившим. Поступки людей, если Катю попросить, она с легкостью внесет в две колонки: эгоистичные, совершенные в целях корысти, и эгоистично-бессмысленные, содеянные, чтобы подпитать свою лень.
Все более чуждым, противным становился для нее ее же путь, пока окончательно не отгородился толстой тусклой пленкой. Жилось Кате скучно, но и удобно. Подруги казались ей пустой тратой времени. Как заполнить день, прожить его с радостью, она придумать не могла. Собираясь с девочками, разговаривая о любви, близости, косметике, смотря вечерние сериалы, Катя выполняла обязательный ритуал. Нерастраченная энергия, давая о себе знать, сделала суждения ее резкими, поступки жестокими. Все чаще стала придаваться Катя бездумному критиканству, зорко высматривая промахи, недостатки, смешные черты в окружающих. Склоки, оскорбления, сквернословие – ни один день не проходил без них. Горький корень, разрастаясь, отравлял ядом всех, кто с ним соприкасался.
До этого момента Алла Дмитриевна была для Кати всё равно, что радио. Она не думала ее обижать. Вела себя обыденно. Едва заметно раздраженная, в душе брезговавшая воспитанников, в светло-сером свитере с «катышками», сошла с трамвая, чтобы провести урок. Урок математики, в которой Катя почти ничего не понимала. Так сложились обстоятельства: Катя не успела списать домашнюю работу, в журнальной графе на ее имя было мало отметок. Пятнадцать минут – треть урока – Катя простояла у доски, унижаемая той, о ком никогда не помнила, никогда не думала. Чувство ничтожности длилось недолго, перетекая в ярость: глухую, непроходимую, управляющую. Как тогда она не справилась с равнодушием, так на этот раз не справилась с гневом. В следующий вечер, подкараулив Аллу Дмитриевну, Катя избила ее. Сломала нос, ключицу, ребро.
Несмотря на месяц, который та провела в больнице, с привычной досадой наблюдая, как других женщин навещают мужья с детьми и возлюбленные, она была удовлетворена. Униженная, несчастная, Алла Дмитриевна, тем не менее, ощущала сладкий тянущий привкус злорадства. В глубине души она давно желала, чтобы с ней случилось нечто подобное. Быть избитой ненормальной – ну разве не лучшее доказательство ущербности этих детей, разве не прекрасное подтверждение тому, что они не вполне люди, их можно презирать?
Она видела для себя только одну сатисфакцию: сделать так, чтобы последствия поступка преследовали Катю, чтобы прямая Катиной жизни переломилась, уходила вниз до конца Катиных дней. Когда суд ограничился «строгим выговором» и постановкой на учет в милиции, Алла Дмитриевна подняла вопрос о предшествовавшем инциденту девиантном поведении девочки. На педагогическом совете пригрозила подать