Третий пастух:
Не Бог ли нисходит с Сиона?..
И вот от пределов Востока является ангел:
Криле позлащены, эфирный хитон на раменах,
Веселье во взорах, небесная радость в улыбке,
Лучи от лица, как молнии, блещут.
Ангел:
Мир приношу вам и радость, чада Адама!
Пастухи:
О, кто ты, небесный посланник?.. Сиянье лица
твоего ослепляет бренные очи…
Не ты ль Моисей, из Египта изведший нас
древле
В землю, кипящую млеком и медом?
Ангел:
Нет, я Гавриил, предстоящий пред Богом,
И послан к вам возвестить бесконечную
радость.
Свершилась превечная тайна: Бог во плоти
Пастухи:
Мессия?.. О радостный вестник, приход твой
от Бога!
Но где, покажи нам, небесный Младенец,
да можем ему поклониться?
Ангел:
Идите в вертеп Вифлеемский.
Превечное Слово, его же пространство небес
не вмещало, покоится в яслях.
И ангел сокрылся!
И пастыри спешно идут с жезлами к вертепу.
Звезда Вифлеема горела над входом вертепа.
Ангелы пели: «Слава сущему в вышних! мир
на земли, благодать в человеках!»
Пастыри входят – и зрят непорочную Матерь
при яслях,
И Бога Младенца, повитого чистой рукою
Марии,
Иосифа-старца, вперившего очи
в Превечное Слово…
И пастыри, пад, поклонились.
Федор Достоевский (1821–1881)
Мальчик у Христа на елке
I
Мальчик с ручкой
Дети странный народ, они снятся и мерещатся. Перед елкой и в самую елку перед Рождеством я все встречал на улице, на известном углу, одного мальчишку, никак не более как лет семи. В страшный мороз он был одет почти по-летнему, но шея у него была обвязана каким-то старьем, – значит, его все же кто-то снаряжал, посылая. Он ходил «с ручкой»; это технический термин, значит – просить милостыню. Термин выдумали сами эти мальчики. Таких, как он, множество, они вертятся на вашей дороге и завывают что-то заученное; но этот не завывал и говорил как-то невинно и непривычно и доверчиво смотрел мне в глаза, – стало быть, лишь начинал профессию. На расспросы мои он сообщил, что у него сестра, сидит без работы, больная; может, и правда, но только я узнал потом, что этих мальчишек тьма-тьмущая: их высылают «с ручкой» хотя бы в самый страшный мороз, и если ничего не наберут, то наверно их ждут побои. Набрав копеек, мальчик возвращается с красными, окоченевшими руками в какой-нибудь подвал, где пьянствует какая-нибудь шайка халатников, из тех самых, которые, «забастовав на фабрике под воскресенье в субботу, возвращаются вновь на работу не ранее как в среду вечером». Там, в подвалах, пьянствуют с ними их голодные и битые жены, тут же пищат голодные грудные их дети. Водка, и грязь, и разврат, а главное, водка. С набранными копейками мальчишку тотчас же посылают в кабак, и он приносит еще вина. В забаву и ему иногда нальют в рот косушку и хохочут, когда он, с пресекшимся дыханием, упадет чуть не без памяти на пол,
…и в рот мне водку скверную
Безжалостно