Теперь вот я здесь. А перед этим была длинная вереница баров и кафе.
Домой бы пойти. Да только куда в таком состоянии? Зачем же нести в семью свои горечь, боль и ненависть к самому себе? Нужно забыться, просохнуть, переждать, переболеть. Я знаю: вот посижу, поплачу и возьму себя в руки. Пусть прилезу домой в стельку пьяный, но без камня на душе.
Утром обозленная жена, еще сонная и неумытая, готовит на кухне кофе. Господи, ну хотя бы она не кричала, не донимала дурацкими вопросами о том, нравится ли мне такая жизнь и почему я опять нажрался.
Жена молчит. Мы глотаем приторный кофе, не глядя друг на друга.
Лишь после, когда я умытый и гладко выбритый, благоухающий лосьоном и одеколоном, останавливаюсь у двери квартиры, собираясь уходить, Аня с сердцем бросает:
– Когда ты уже напьешься? Раз и навсегда!
Слова, как кусочки льда, брошенные за воротник рубашки, холодят мне грудь. Но я благодарен жене, что сегодняшнее утро, утре первого трудового дня недели, обошлось без скандала.
– Анечка! – обращаюсь я негромко, боясь спугнуть тишину в квартире, и протягиваю несколько смятых купюр. – Возьми. Это со мной хлопцы расплатились, я им зерно достал по дешевке…
Жена смотрит на деньги, берет, быстро пересчитывает.
– Как раз кстати, – бормочет вроде недовольно, но я явственно слышу, что голос ее потеплел. – Нужно деньги Аленке отдать, я у нее в долг себе курточку взяла. Моя уж очень неприглядная.
– Правильно…
Потоптавшись у порога и приоткрыв уже входную дверь, с нарочитой деловитостью осведомляюсь:
– Что собираешься готовить на Новый год? Решила?
Аня крутит пальцем у виска и, иронически улыбаясь, замечает:
– Ты уже совсем мозги пропил! До Нового года почти месяц, рано еще о нем думать.
– Ну, я так спросил, на всякий случай, – мямлю, спохватившись. – Люблю, понимаешь ли, планировать все заранее…
Чмокнув жену куда-то в голову, ухожу. Она тихо открывает дверь – дети еще спят.
Слава Богу, все закончилось без разборок.
Спускаясь вниз по лестнице, размышляю, как и во сколько я попал вчера домой? И кто мне открыл дверь, неужели сам? Ни фига не помню.
В редакцию добираюсь на автобусе. Рабочий день начинается в восемь, а сейчас только семь с четвертью. Есть время зайти в кафетерий любого гастронома и поправить здоровье. Там же, в кафетерии, обнаруживаю, что денег у меня почти не осталось. А нужно хоть немного дать Насте. Остальным можно и попозже. Конечно, мои женщины ни в какую не хотят брать от меня ни копейки. Но я обычно насильно оставляю им деньги и грязно ругаюсь, когда они протестуют. Ведь если разобраться, то мои дамы тоже немало на меня тратятся – поят, кормят,